"Родольф Тёпфер. Трианская долина" - читать интересную книгу автора

Француза не было, но для г-жи Десаль устроен был бивуак со всеми возможными
удобствами. "Ваш приятель, сударь, очаровательный человек!" - сказала она,
едва завидев меня. И действительно, с той галантной готовностью, какую
мгновенно вызывают у французов женщины, попавшие в беду, мой спутник за
несколько минут соорудил некое подобие ложа из камней, покрытых сухим мхом,
а над ложем, для защиты от снега, переплел ветви лиственниц; затем он зажег
возле г-жи Десаль небольшой костер, а поодаль сложил другой, из толстых
сучьев и расположил вокруг него колья, вырубленные из соседних лиственниц,
чтобы можно было просушить на них одежду нашей группы. Такое внимание к
даме, отнюдь не молодой, и такая предусмотрительная заботливость о всех
вызвали у нас признательность, которая как нельзя лучше превращает наиболее
неприятные положения в приятные. Правда, при виде небольшой серебряной
посудины, составленной из трех-четырех хитроумно подогнанных частей и
наполненной кипящей жидкостью, я не мог удержаться от смеха. Я узнал
механический кофейник с несколькими назначениями, который мой спутник
демонстрировал нам в Валорсине; здесь, растопив снег, собранный им на
Бальмском перевале, он заварил кофейную эссенцию, купленную в Париже.
Тут показался и он сам; он поднимался к нам, ведя за собой корову,
которая не оказывала особенного сопротивления... "Браво! - воскликнул он,
увидев, что все мы в сборе, - вот и молоко для всех нас, ну а кофе будет
только дамам. Мое почтение, мадемуазель! А вас, господа, прошу развесить
перед огнем вот эту шаль и плащи. Остальное предоставьте мне".
Открыв и поставив перед дамами маленькую карманную сахарницу, он
принялся доить корову в чашки из кокосового ореха, из которых пьют
родниковую воду; добавив туда кофе, он подал чашки дамам с такой
услужливостью и с таким торжествующим видом, что нельзя было не смеяться. И
я снова смеялся, но на этот раз от удовольствия, без малейшего ехидства, как
это, вероятно, было в Валорсине. Ибо я лишь теперь понял одну вещь, очень,
впрочем, простую: а именно, что в путешествии плох только тот багаж, который
служит одному своему владельцу и бесполезен для других.
Испытав тревогу, сердца людей легко раскрываются для снисходительности,
для радости, для доброжелательности, изгоняющих из них всякое злопамятство.
Г-н и г-жа Десаль, казалось, не помнили уже ни о пещере, ни о других, более
давних моих провинностях; а сам я, признательный за их дружеское отношение,
старался не огорчать их чрезмерным вниманием к их дочери. Она же,
оправившись от смущения, хотя в душе все еще взволнованная, старалась скрыть
это под внешней веселостью; а мой новый приятель француз, спрятав в карман
свою кухонную утварь, занялся вместе с проводником приготовлениями к спуску.
Когда мы тронулись в путь, солнце выглянуло снова; висевшие над нами
серые тучи озарились закатными лучами и превратились в великолепные своды.
Затем это сияние постепенно погасло, в небе кое-где зажглись бледные огоньки
звезд; ночь настигла нас на половине спуска. Не могло быть речи о том, чтобы
добираться до Мартиньи; ночлег в Триане также казался едва ли возможным.
Этого не советовали и проводники. "Ночевать там негде, - говорили они, - а
из провизии разве только яйца...
- Яйца? - прервал француз - если так, то ужин я беру на себя (он на
мгновение задумался)... да и ночлег также. Для наших дам я найду постели. Но
для этого мне надо придти туда раньше вас. Итак, до свиданья, доброго пути!"
Мы хотели удержать его и хотя бы поблагодарить, но он уже скрылся из
виду. Через полтора часа мы вышли из Магнинского леса. По яркому свету в