"Оксана Тесленко. Переход " - читать интересную книгу автора

комнаты. Геннадий Андреевич перевел дыхание. В соломе продолжали пищать
голодные щенки.
Щенки... Выходит так, что это не просто маленькие собачки, а большая
политика. И сейчас от воли Геннадия Андреевича зависит, смогут ли они
пережить эти сутки и дождаться своей матери живыми и здоровыми. А потом
указать Великому Риму, кто из приближенных императора нынче в фаворе. И
сейчас их здоровье было личной ответственностью профессора перед историей.
Как надо спасать щенков, он совершенно не представлял. Профессор перевалился
на бок, открыв малышам переполненные молоком соски, и зажмурился: будь, что
будет.
Слепышей не пришлось долго уговаривать - они быстро нашли дорогу к еде.
И как только первый щенок деловито ухватился нежными губами за сосок, прижал
его шершавым язычком, уперся лапками в материнский живот и радостно
зачмокал, профессора вдруг охватило такое чувство... Ничего подобного, с чем
можно было бы сравнить это ощущение, в его жизненном опыте еще никогда не
было. Он лежал, боясь пошелохнуться, чтобы не спугнуть то светлое,
бескорыстное, животное счастье, которым заполнилось без остатка всё могучее
тело молосски Каллисты и тонкое энергетическое тело Геннадия Андреевича. И
только когда последний щенок, насытившись, выпустил сосок, профессор понял,
что сейчас он или лопнет от избытка чувств, или... Неожиданно для себя он
лизнул ближнего малыша. Опасливо оглянулся, не подсматривает ли кто-нибудь,
а потом вылизал одного за другим всех шестерых щенков - от теплых, пахнущих
молоком мордашек, до мохнатых тугих животиков. И только после этого усталый,
но удовлетворенный, позволил себе задремать чутким сном. В любую секунду он
был готов стать на защиту своих воспитанников и порвать любого, кто
осмелится хотя бы неправильно на них взглянуть.
Несколько раз за этот трудный и счастливый день старый раб выводил его
на прогулку в императорский парк. Через пряный аромат цветов и хвои чутким
носом молосски профессор улавливал запахи большого города - запах дыма,
навоза, пыли. Профессор вполне освоился с ходьбой по-собачьи и уже почти не
путался в очередности переставления лап. Он чувствовал, что ему ничего не
стоит перемахнуть через изгородь и оказаться посреди живого и настоящего
Древнего Рима. Но Геннадию Андреевичу почему-то совсем этого не хотелось.
Что особенного в том городе? Он сколько уже существует и проживет еще
столько же и больше. А древние римляне - чем они замечательны? Так же как
все уверены, что находятся на вершине времени и на пределе возможностей
цивилизации. Бьются в плену вечных проблем. Вперед способны видеть не
больше, чем на жизнь своих детей, максимум - внуков. Да профессор знает о
них почти на две тысячи лет больше! А вот щенки... Эти шесть крошечных
загадок необъяснимо и непреодолимо манили его в полутемный флигель
императорского дворца. Ему было жаль каждой минуты этих суток, проведенной
вдали от них. А сутки неслись к завершению так быстро, как быстро может
заканчиваться только самое лучшее в жизни.


Профессор открыл глаза.
Над ним склонилось заметно осунувшееся и посеревшее лицо Марципаныча.
Оно совершенно утратило гладкость и сдобный блеск и сейчас больше всего
напоминало заплесневелый сухарь.
- Профессор, это Вы? - спросил Марципаныч сдавленным шепотом.