"Теофилис Тильвитис. Путешествие вокруг стола " - читать интересную книгу автора

позвольте мне, господа, развить мою мысль далее... Политика... сей вопрос
день ото дня приобретает все более актуальное звучание и, я бы сказал, даже
злободневность. Возьмем, к примеру, господина Пищикаса... В какую партию вы
могли бы войти? Ни в какую!
- В какую партию? - оживлялся Пищикас. - Так, как... Не знаю. Что
касается господина Уткина, то его партия у меня в кармане... Королева-то
улыбнулась, господин Уткин! Нет ее. Нет-с!
- Да не о том речь, господа! - кипятился Пискорскис. - Я имею в виду
иную партию...
- Не с дочкой ли министра?!. Какая она мне партия?... Сегодня министр,
а завтра...
- Ну уж, позвольте, позвольте... Господин Пищикас, ради красного словца
вы, как говорится, не пощадите ни матери ни отца... Я, к примеру, не вижу в
этом ничего смешного, - не унимался Пискорскис. Он покачивал ванночку,
временами вынимал из нее намокшие фотографии, сушил их на радиаторе и
разглядывал свернувшийся снимок, на котором по идее автора должен был быть
изображен восседающий на вершинах деревьев собор.
- Нет, господа!.. - вспыхивал Бумба-Бумбелявичюс. - Нельзя смеяться над
идеалами нации. Партия - это святое дело! Да, да! Не просто партия, а партия
христианских демократов, если на то пошло! Кто, скажите, был повивальной
бабкой нашей независимости, кто выпестовал ее? Не она ли - партия
христианских демократов? Молчите? Да и что вы можете сказать!
- А слыхал ли кто-нибудь из вас, господа, как г. Бумба-Бумбелявичюс
распевал в евхаристской процессии на Лайсвес аллее?[1] Кельнеры "Метрополя"
животы от смеха понадрывали... - мстил Пищикас, подмигивая Уткину, который
грузно наваливался на шахматную доску.
- Па-пращу! Путать ресторан и церковь - слыханное ли дело! - возмутился
Бумба-Бумбелявичюс. - Я никогда не стыдился и не постыжусь своих религиозных
убеждений. Это - дело моей совести. А что до "Метрополя", то, если хотите
знать, это истинно литовское учреждение, больше того, наша национальная
гордость; поддерживать "Метрополь" - дело нашего национального перстижа
(Бумбелявичюс обожал иностранные слова, но чрезвычайно редко произносил их
правильно), "Метрополь" для меня не только ресторан. Он для меня символ.
Литовский народ веками славился своим хлебосольством. Заморские гости
пальчики облизывают от наших литовских блюд.
- Веру пока оставим в покое, - отвечал Пищикас, - а о "Метрополе"
поговорим с удовольствием. Символ, по-вашему, литовские блюда, говорите?
Бульон "Флюкс" - немецкий. Борщ - украинский! Сало, - оказывается,
американское! Напитки поставляет французское акционерное общество. Кофе -
бразильское, какао Ван Гуттен - голландское. Что же там, наконец, литовское?
Картошка?...
Пищикас был злой гений; он умел высекать искру из кремня. Сейчас он
подлил еще больше масла в разгоревшийся огонь.
- А что будет, если в один прекрасный день президент снова распустит
сейм, назначит новые выборы и власть перейдет в... руки социалистов? Что
тогда, господин Бумбелявичюс?
- Господин Пищикас, меня социалистами не запугаешь. Первый сейм
распущен справедливо; на консистуционной основе. Мы не позволим оппозиции
сесть нам на шею, пустить насмарку все то, что завоевано кровью. Оскорблять
главу нашего государства! Нет!