"Теофилис Тильвитис. Путешествие вокруг стола " - читать интересную книгу автора

мебели и истошный вопль:
- Сядь, сядь, говорю, на мое место, а я рожать пойду!
Канцелярия замерла. Чиновники остолбенели, они не понимали, что
происходит. Голос директора был хорошо знаком, но что означали его
бессвязные выкрики?
- Сядь! - не унимался Спиритавичюс, волоча к своему креслу обомлевшую
от страха просительницу, принесшую заявление о помощи. Оторопевшая старуха,
не понимая, что стряслось с директором, упиралась, а он тащил ее к
письменному столу. Когда чиновники, не утерпев, просунули в дверь головы,
чтобы выяснить причину шума, глазам их предстала следующая картина: посреди
кабинета, разъяренный и всклокоченный, стоял директор, заправляя в рукав
вывалившийся манжет. Его гневный взор был устремлен на бедную старушку.
- Не тебе меня учить! Я сам знаю, что к чему. Не хочешь рассчитаться с
казной? Дети малые... Я тебе велел детей плодить?... Нет денег - не женись!
А налоги плати...
Женщина выскользнула из кабинета. Тяжело опустившись в кресло,
Спиритавичюс долго приглаживал растрепанные волосы. От сукна, покрывавшего
письменный стол, его лицо казалось бледно-зеленым, еще более увядшим и
угрюмым. Высокий лоб отделяли от багрово-красного лица густые щетки бровей,
меж которыми свешивался длинный мясистый нос. Его кончик по неизвестным
причинам походил на шишковатую американскую картошку. У владельца носа,
несмотря на почтенный возраст, было юношеское сердце; настроение
Спиритавичюса менялось, как погода в осенний день. Уже через несколько минут
он сжалился над перепуганной женщиной и приказал тотчас же найти ее, а когда
она, дрожа, вползла в кабинет, тихо и ласково молвил:
- Давай прошение. В пятницу - заседание комиссии. Посмотрим.


* * *

Правой рукой Спиритавичюса, если забыть присловье "не ведает левая, что
творит правая", был Пискорскис, числившийся по окладной ведомости помощником
балансового инспектора. В отличие от шефа, он был человеком иного покроя.
Пискорскис являлся полной противоположностью своему начальнику. Если
движения Спиритавичюса отличались порывистостью, резкостью и даже грубостью,
то жесты Пискорскиса были гибки, обдуманы и расчетливы. Если корпус шефа был
сколочен без всякой экономии материала, то Пискорскиса бог явно обделил
мышцами и жиром. Костями Пискорскис тоже не мог похвалиться, - даже когда
первый помощник разговаривал с равными себе, его члены казались резиновыми.
Прежде чем произнести слово, он становился в привычную, заученную позу
и начинал:
- И тем не менее, господин директор...
Так он обращался к своему начальству, более непринужденно - к своим
коллегам-помощникам и совсем запросто - к какому-нибудь писарю. В последнем
случае Пискорскис менял выражение лица, голос, и его фраза звучала: "И тем
не менее, дадите вы мне, наконец, дело?".
Пискорскис воистину обладал уймой талантов. В благодушном настроении он
подходил к столу, за которым сидели писаря, хлопал в ладоши и демонстрировал
перед ними свое искусство, - извлекал из рукавов ленточки и платочки. А
когда не было наплыва клиентов и чиновники клевали носами, он откидывался на