"Лев Тимофеев. Поминки (Маленькая повесть) " - читать интересную книгу автора

вернусь.
- Никогда не говори "никогда", - засмеялся он.
- Ты не понимаешь... Вы не понимаете, - поправилась она: все-таки она
никогда не обращалась к нему на "ты". Разве только тогда, в заснеженном
саду, когда они взасос, взахлеб целовались и он беззастенчиво шарил у нее
под одеждами, - да и то вряд ли.
- А если на "ты"? - сказал он, все более очаровываясь ее зрелой
женственностью и красотой. - Ты ведь мне не чужая.
- Как хотите... Это все равно... Ты ничего не понимаешь, вы ничего не
понимаете, - она говорила медленно и спокойно и смотрела при этом не на
Митника, а куда-то вниз, на носки собственных туфель. - Вы все одинаковые, и
дядя Федя, и вы, или ты, - как угодно. Вы все здешние.
А я стала чужая. Понимаете? Я... ненавижу... эту страну... Не-на-ви-жу.
И тут же, повернувшись лицом к Митнику, без малейшей паузы заговорила
быстро и отчаянно:
- Если бы вы... Если бы ты знал, что мы все - отец, мать, я - пережили
с этим гнилым домишкой. Нас перестали за людей считать. Нас чуть вообще не
похоронили. Когда я из Питера приехала, меня в Прыже поймали на улице,
запихнули в машину и сказали, что изнасилуют впятером и убьют, если продадим
дом узбекам. Никакие они не националисты. Понимаешь? Просто бандиты. Хотели
держать в своих руках ресторанное дело на трассе... Уже потом, когда дом
продали, они нашли отца в Питере и в подъезде избили до полусмерти... А тут
еще наш великий, наш любимый дядя Федя со своими принципами... Я тогда ушла
от мужа, развелась, и нам просто жить было негде. Понимаешь, без этих жалких
денег мы даже на окраине, даже в Колпине комнату не могли купить... Нет,
отец до сих пор не может ему простить. Вот и на сорок дней не поехал, хотя
тетя Галя и меня, и его звала - она-то женским сердцем все понимает...
- Ты когда приехала? - спросил он.
- Позавчера вечером, с автобусом. Вчера целый день готовили с музейными
девочками.
- А какое это завещание Федор оставил?
- О, Господи, еще и это завещание... Это я его нашла - только вчера, в
ящике письменного стола. Прочитала - и хотела даже выкинуть. Но подумала,
что вы бы не одобрили... В общем, он написал год назад... Все книги, все
картинки Галя должна отдать в музей. Дом продать. И с этими деньгами пойти в
дом престарелых: там, видите ли, за ней будут ухаживать... Скажите, он был в
своем уме, когда писал?
Митник рассмеялся.
- Милая девочка, Лера-Щучка. Твой дядя Федор мог написать в завещании
все что угодно. Потому что был совершенно уверен, что никогда не умрет. Он
просто не мог вообразить, что люди - Галя,
Жорик, ты, я - могут жить и будут жить, когда его не станет. Он из тех,
кому и жену, и коня, и сбрую следовало положить в могилу.
- И музей, - сказала она.
- И музей, - согласился Митник. - Пошли-ка в дом, чай пить...
Чай пили на кухне впятером. Говорили тихо - больше о том, как теперь
прибрать в доме и как Лера должна помочь. Галя плакала и благодарила: если
бы не Лера, она бы не справилась. И Митник, глядя на Лерку и вспоминая тот
заснеженный сад, думал, что хорошо было бы затащить ее наверх, в кабинет...
но, пожалуй, это уж будет слишком...