"Валерий Тимофеев. В Солнечном городе" - читать интересную книгу автора

выведено одно слово: "Стол", и отчеркнуто два раза красным карандашом.
- Что это? - спросил себя Строчкин. - Рассказ какой? - Он призвал на
помощь свои весьма скромные познания в области литературы. - Для рассказа
лишнего будет. Рассказы - они маленькие, а здесь вон сколько! Наверное,
роман, - предположил он, но тотчас же отверг свое предположение. - Для
романа ма-ловато будет. Что-то между. На это "между" как раз и потянет. Как
его называют, это "между"? Э, не мо-гу вспомнить! На букву "п"... Проза? Или
не так?
- А какая, собственно, разница, - махнул он рукой и принялся читать.

" Друг мой, хорошо известный в нашей семье писатель из соседнего
подъезда, уезжая за новыми впе-чатлениями, подарил нам свой рабочий стол.
Как бы в знак признательности почитателям (наверное, единственным) его
немеркнущего таланта. Я пытался заплатить деньги, все же стол почти новый,
да к тому ж писательский, но сосед оскорбился, мол, сколько вместе выпить, а
ты... Я извинился, сбегал в ма-газин, мы быстренько помирились и, собирая
углы в подъезде, перенесли его стол в нашу квартиру...
Часто вечерами садился я к столу, читал газеты, журналы, книги. Иногда
писал письма родителям. И все удивлялся - как это можно сочинять? Что за
люди такие писатели? Вон хоть мой. Ничем не выделяется среди других.
Силенки, прямо скажу, маловато, моя жена его одной титькой завалит. Пьет
совсем слабо. Я только во вкус войду, а он, смотришь, спит в кресле или еще
где. И ни машины у него, ни вида там сногс-шибательного. Ну никто не скажет
с первого взгляда, что писатель! А ведь пишет что-то! Я, по правде сказать,
не читал ничего, он все сюжеты нам рассказывал. Интересно, как анекдоты
слушаешь!
Думал я думал об этих писателях, и какой-то зуд меня одолевать начал.
Тянет неведомой силой к бу-маге и ручке, прямо трясет всего. Я каждодневно
стал письма писать. И знакомым, и близким - всем пишу. Родителям так через
день письмо и не на одном листе. Мать даже испугалась, прикатила проверить,
не развелся ли я с женой, да здоров ли.
Скоро письма меня уже не успокаивали. Требовалось большего, а чего, и
признаться себе боюсь.
Решил я сочинять роман. Вернее сказать - не роман, и не сочинять, а
жизнь свою разнообразную опи-сывать и кое-где, для интересу, так сказать для
развития сюжета, малость врать, или, как говорят писате-ли, художественно
обогащать.
Книг всяких из библиотеки натаскал и, чуть минута свободная выпадет, я
бегом к столу. Сына на кух-ню гоню, пусть уроки там учит, а сам обогащаю и
обогащаюсь. За вечер не управлюсь, и ночь прихвачу. Жена ворчит - бумаги
много покупать приходится, а выбрасывать еще больше. Сын за макулатуру
грамоты домой приносить стал.
Тут на днях прочитал, что Лев Толстой аж восемнадцать раз с лишком
переписывал там что-то. Ну, я, конечно, не он, не Лев Толстой, но
переписывать буду, на всякий случай, двадцать раз. Надо сегодня ра-ботать
лучше, чем вчера. Тем более он был графом и сумел так вкалывать, а я -
работяга! Неуж уступлю буржую?
Так незаметно и скатился. Совсем писателем сделался. Все растерял.
Сперва - покой, после и друзей своих, с которыми любил пиво попить. Они
зовут, а меня к столу тянет. Чужой для всех стал. Где-то ви-таю. Через