"Евгений Максимович Титаренко. На маленьком кусочке Вселенной " - читать интересную книгу автора - Ты про лес никому не говори... - глядя в землю, предупредила она
Димку. - Ну, про поляну... Ладно? Димка только и успел осознать, что у них появилась теперь общая тайна. Как ни в чем не бывало вышел из акаций Валерка. - Показалось, - объяснил он свою выходку. - Шаги вроде. - Тут теперь всегда страшно ходить, - сказала Ксана. - Да это все девчонки выдумали! - отмахнулся Валерка. Ксана перебросила за плечо косу. - Ну, я пойду... Друзья сказали ей "до свиданья". Ксана кивнула обоим. - Хорошая девчонка... правда? - спросил Валерка, когда они остались вдвоем. А Димка поймал себя на корыстном желании единолично знать про Ксану, какая она, хорошая или плохая... К счастью, Валерка скорее утверждал, чем спрашивал, и можно было не отвечать ему. - Тебе отсюда вдоль посадок - прямо на тропинку выйдешь, - объяснил тот. - А я обратно. - И протянул руку: - До завтра? - До завтра! - Димка с готовностью пожал его маленькую девчоночью ладонь. Хотелось за что-то поблагодарить Валерку. А за что... - Не опасно через посадки? - спросил Димка. - Ну! Я же здешний! - бодро отозвался Валерка уже из кустов. Поднимаясь в гору, Димка не спешил. Тревожно и сладко было чувствовать себя одним-единственным путником на земле. Словно бы идешь ты, а кругом - только ночь, глухая, бесконечная... И бездонное, черное небо над головой. А из парка доносилась музыка. Очищенная расстоянием, она звучала с какой-то особой - и грустной и беспокойной - радостью. Сделав два или три шага в сторону от дорожки, Димка, обхватив колени руками, сел на траву. Далеко под ним, отражая невидимый свет, лежали пруды. Темным массивом угадывался парк, в глубине которого теплилась одинокая лампочка. Димка поглядел сначала в один конец села, потом в другой. Но отсюда, издалека, трудно было определить по светлячкам окон, где чье. Оркестр играл фокстрот, названия которого Димка не знал. В Донбассе под него напевали "Много у нас диковин...". Текст был явно не к месту, но из-за нелепости своей как-то сразу запоминался... Не хотелось Димке уезжать из Донбасса: от обжитого двора с клумбами гвоздик и нарциссов, от террикона, от студеного родника, что в Черной балке за городом, от заброшенного шурфа посреди улицы... Вдруг он действительно не оказался бы в Шахтах? Ксана тоже слышала звуки оркестра. Придя домой, она, не чувствуя вкуса, прожевала кусочек хлеба, запила его молоком, потом сразу ушла в свою комнату, разделась и, шмыгнув под одеяло, сделала вид, что спит. К вечеру у матери всегда вместе с усталостью нарастало раздражение, и, не выговорившись днем, она теперь как бы наверстывала упущенное. - Притихла? Жалко этого, да?.. И виновата, конечно, мать!.. Спишь? Ксана не ответила, глядя в темноту. А когда голос матери стих за дверью, она встала и чуть приоткрыла форточку, чтобы музыка стала слышней... |
|
|