"Евгений Титаренко. Минер" - читать интересную книгу автора

запального шнура, капсюль. Медленно, осторожным движением вставил шнур в
капсюль, помедлил немного и специальными щипчиками обжал капсюль на шнуре.
Готовый запал опустил в углубление на взрывчатке, закрепил его шкертиком,
затем обвязал взрывчатку и подвесил к мине с таким расчетом, чтобы
взрывчатка легла вплотную к днищу, где находится заряд.
Курнул начавшую затухать сигарету и поднес огонек ее к кончику шнура.
Брызнули искры. Минер встал и все тем же неторопливым шагом направился
прочь, к облюбованному укрытию.
Для нас это тоже послужило сигналом к отступлению.
Прежде мне казалось, что во всех действиях минеров много "шику": и в
медлительности движений, и в использовании сигареты вместо спичек, и в
хладнокровном отходе к укрытию. Теперь я уже знал, что это непреложный закон
работы минера-подрывника. Один неосторожный удар по обнаженному свинцовому
колпаку - и взрыв. Пользуясь спичками, легко поджечь шнур не с самого
кончика, тогда трудно будет рассчитать секунды его горения, А отбегая от
мины, легко споткнуться или вывихнуть ногу, тогда как, отходя от нее,
подрывник спокойно отсчитывает про себя секунды. Надо лишь, чтобы времени,
пока горит шнур, хватило на дорогу до укрытия.
Позже я узнал еще, что существовала когда-то на флоте лихаческая
традиция обжимать кончик капсюля на шнуре зубами, сунув его взрывчаткой в
рот - взрывчаткой, для детонации которой достаточно крохотной царапины. И я
подумал было, что Минер замешкался перед этой операцией именно из желания
воспользоваться старым способом... Однако, не вызывавший сомнений в своей
смелости, вряд ли он был способен на лихачество.
Отчитываться об операции Минер с матросами пошел из своего укрытия
нижней тропинкой.
А мы возвращались прежним путем. Мы шли и молчали.
Что-то переменилось в нас в отношении к Минеру. Было ли причиной этому
зрелище его красивой работы, или простецкое случайно оброненное "ребята"...
Но каждый из нас был способен на риск. И не хватало еще, чтобы равный
половине из нас в звании он начал бы в личном разговоре обращаться к нам,
перечисляя все титулы...
Просто наши последние наблюдения как-то не вязались с его
отсутствующей, не от мира сего внешностью.
Он жил по каким-то своим законам. Отчего? Так может жить либо чрезмерно
гордый человек, либо чрезмерно опустошенный, либо чрезмерно жалкий. Наши
краткие наблюдения не позволяли отнести его ни к одной из этих категорий.
- Вещь в себе, - сказал кто-то, не то заимствуя, не то воруя у Канта.
- Поживем - увидим, - резюмировал Старший Лейтенант, стремясь, как
всегда, оставить последнее слово за собой. - Я сейчас пойду к Майору и
постараюсь что-нибудь вытянуть о нем.
Майору чем-то импонировал этот проныра, и ему всегда позволялось
чуточку больше, нежели остальным. Может, Майору нравилось, когда рядом
звенят языком?

Пока Старший Лейтенант был у Майора, я спустился "на улицу", к часовому
у погребка: я вспомнил идею, мелькнувшую у меня утром.
Часовой - он был из моих подчиненных - по форме доложил, что никаких
происшествий не случилось. А я, как бы между прочим кивнув на дверь
погребка, поинтересовался: