"Владислав Андреевич Титов. Ковыль - трава степная " - читать интересную книгу автора

- А я ее плащом укрыл! - меняет тему разговора Женька, уловив иронию
в голосе матери, а следовательно, и отказ.
- Каким плащом?
- Что за печкой висел.
Мать вскидывает руки и со вздохом роняет их на колени. Глаза ее
тускнеют, никнут плечи, и вся фигура делается маленькой и скорбной. По
незнанию сын прикоснулся к святыне, которую мать бережет с далеких
предвоенных лет.
- Принеси назад, Жень, - сдавленным голосом просит она, и сын
понимает: он причинил матери боль.
- Я принесу, - поспешно обещает Женька, а в голове прикидывает: что
бы взять взамен плаща? - Можно, я своим старым пальто укрою?
- Глупенький ты еще у меня, - журит его мать. - На зиму что ж, тулупы
лошадям шить будешь?
Сын молчит. "И действительно, - думает он, - зимой-то лошадей ничем не
укрывают, и не холодно им. А сейчас как-никак лето".
- Мам, а Иван Ильич будет ругать, если узнает, что я овес на
колхозном поле рву? - спрашивает вдруг Женька.
- Влетит как миленькому, - отвечает мать.
- Не-е-е, - смеясь, тянет Женька. - Он меня лю-у-у-бит.
- Кто тебе сказал? С чего ты взял? Не смей так говорить! - кричит
Екатерина Ивановна и порывисто вскакивает из-за стола.
Сын не понимает неожиданного взрыва матери. Он еще многого не знает о
ее жизни, о ее трудной вдовьей судьбе. Придет время, когда Женька обо всем
узнает и все поймет. И только тогда тепло, по-сыновьи, приласкает и
пожалеет. А пока он устал, хочет спать, и ему некогда задумываться над
странным поведением матери. В степи лежит Чайка, завтра утром, громыхая
ведром, он побежит к ней, и бабка Устинья уже в который раз, лукаво
улыбаясь, спросит:
- Унучек, ты дояркой поступил работать? С ведром-то...
- Иди ты, старая! - беззлобно буркнет мальчик и заспешит в степь.
Скорее! К Чайке!
И выходил лошадь Женька. Не дал сбыться зловещим предсказаниям ночного
табунщика дяди Миши, что свезут ее, бедолагу, на колбасу за непригодность
артельному хозяйству.
Пришел однажды утром и ахнул: Чайки на прежнем месте не было. Только
пятно примятой травы и клочья линялой шерсти остались от нее. Дрогнуло
тревожно Женькино сердце. Выпало из рук ставшее сразу ненужным ведро. "Где
она? Что с ней? Неужели на колбасу?.."
Табун пасся метрах в двухстах на противоположном берегу болота. От
него отделилась лошадь и, прихрамывая, направилась к нему.
- Чайка! - Мальчик подпрыгнул от радости. - Урррр-а! Чайка встала! -
вопил он в диком восторге и вприпрыжку мчался к ней навстречу.
Лошадь тихо ржала, прижимая уши, кружилась вокруг своего спасителя и
терлась о его голову изогнутой шершавой шеей. Женька впервые видел Чайку в
полный рост. Он сразу же отметил, что она не такая, как остальные кони в
его табуне. Было в ней что-то удалое, и у него так и зачесались руки от
желания сжать саблю и со свистом взмахнуть ею над головой. Не соврал,
видно, дядя Миша табунщик, что отцом этой вороной двухлетки был стройный
красавец Пегас, танцевавший под командиром кавалерийского отряда, что