"Петр Ефимович Тодоровский. Вспоминай - не вспоминай " - читать интересную книгу автора

...А новобранцы все идут и идут, и конца им не видно... Плачут матери,
жены, невесты; девчушки-подростки гоняют вдоль колонны: смех, визг,
музыка...
Безостановочно играет духовой оркестр.
Фотоаппарат щелкает, перемежая лица: теперь уже перед объективом сидим
в обнимку я, Сергей и Юра Никитин. Три младших лейтенанта. На лицах дурацкая
улыбка...
Артиллерийская канонада перекрывает музыку.
...И вот уже лейтенант Никитин несется вперед бегущих в атаку солдат,
что-то выкрикивает, но слов не слышно. Рядом с ним - разрыв снаряда. Лицо
лейтенанта становится серым, глаза слипаются, как у умирающего воробышка;
еще мгновение лейтенант держится на ногах и тут же разом плашмя падает на
землю.
Убит наш друг Юра Никитин.
...Вдоль колонны идущих солдат несется американский "виллис". В нем
сидит Сергей Иванов. Капитан! Узрев кого-то в строю, останавливает машину,
кидается к лейтенанту с перебинтованной головой. Это - Петька. Они
обнимаются, что-то быстро говорят друг другу, дружеское объятие, и "виллис"
катится дальше.
Капитан Иванов, стоя в машине, еще долго машет рукой:
- Держись, дружище! - орет он.
...А мы с Яной еще у фотографа. Грустные лица, слезы на глазах,
последний, прощальный поцелуй в полной,
почти ватной тишине. Женщина-фотограф замирает с поднятой крышкой в
руке. Стало так тихо, что, казалось, можно оглохнуть от этой неожиданно
наступившей тишины.
Закончилась война.
Случается ведь такое в жизни; в Германии уже после войны в нашу часть
пришел новый комбат. По всему полку разнесся слух: зверь. Храбрый офицер,
перенес Ленинградскую блокаду, два тяжелых ранения, говорят, был представлен
к герою, но где-то там наверху не подписали...
Высокий, плоский, угрюмо-молчаливый с глубоким шрамом на щеке перед
моими очами предстал наш бывший командир роты капитан Лиховол.
Пришел он за три дня до отъезда в Россию.
...Мокрый снег лепит глаза. Февральской ночью по тревоге нашу армию
отравляют домой, в Россию. Темнота, полная неразбериха, распределяют вагоны,
тут же меняют номера, начинается самовольный захват вагонов. Нашей
82-миллиметровой батарее достается пульман. Начинается погрузка: ноги
скользят по вязкой грязи, перемешанной со снегом: крики, мат, драки за
место. Ординарец капитана Лиховола на верхних нарах уже отгораживает для
хозяина целый угол: двумя плащ-накидками занимает приличную площадь.
Наконец устроились, разместились, на рассвете эшелон трогается. И ни
один человек во всей батарее не видел, как Лиховол пробрался в отгороженный
ему угол.
...Эшелон медленно ползет вдоль спящего городка, машинист то и дело
подает прощальные гудки. Стоим у раскрытых дверей теплушек, прощаемся с
Германией. Вагоны бесшумно выгибаются на повороте, и вдруг перед нашими
очами - маленькая железнодорожная платформочка. На ней несколько женщин под
зонтиками. Сгрудились одна к другой, вглядываются в приближающиеся вагоны.
Зашевелились, потянулись к краю платформы. И вдруг оттуда на ломаном