"Салчак Тока. Слово арата (Автобиографический роман-трилогия) " - читать интересную книгу автора

Уткнувшись лицом в землю, я притворился, что засыпаю. Мать и сестра
Албанчи тихо вышли из чума. Обмотав ноги, я выбежал за ними.
Как быть? Догнать - пошлют назад. Пока я думал, мать и сестра стали
скрываться из виду, но я их скоро догнал. Мать повернулась ко мне. Я снова
заплакал, как в чуме, и повис на ее руке.
- Баа! - закричала мать. - Теперь я с тобой такое сделаю...
Албанчи потянула меня к себе:
- Ну, зачем? Пусть идет с нами!
Ничего не ответив, мать вытерла рукавом глаза и пошла, не оглядываясь,
вперед по берегу Каа-Хема. Так шли мы втроем по скрипящему снегу друг за
другом, пока наконец не увидели несколько аалов.
Из юрт выделялась одна - высокая и нарядная. Когда мы стали к ней
приближаться, навстречу с лаем выбежали собаки. Впереди мчался большой
черный пес, похожий на Черликпена. Красный язык у него высовывался изо рта и
снова прятался за зубами, глаза горели.
Я прижался к матери. Албанчи взяла у нее палку, вышла вперед и
закричала:
- Уймите собак, беда, разорвут людей!
Из нарядной юрты выглянул человек. Не унимая собак, он, улыбаясь, ждал,
что будет. Размахивая палкой над головами собак, сестра подвела нас к юрте.
Выглядывавший оттуда человек как ни в чем не бывало опустил полог и скрылся.
По очереди склоняясь к земле и занося ногу за порог, мы вошли под своды
белой юрты. Став на одно колено у очага и низко склонившись, мать пожелала
здоровья хозяевам.
Человек средних лет с обритой головой, с носом, конец которого
свешивался, как горб у чахлого верблюда, в шубе на ягнячьем меху, крытой
желтым шелком, в узорных идиках, ничего не ответил на приветствие. Человек
сидел за очагом и недоброжелательно поглядывал на нас. На боку у него, как
переметная сума, болталась в чехле табакерка.
Вынув ее и постукав большим пальцем по дну, он запихнул щепотку табаку
в обе ноздри и, чихнув, спросил:
- Куда идете?
- Ищем работы, - сказала мать и, показав на меня, добавила: - Чтобы эти
остались живы.
Увидав в глубине юрты, на сундуке с золотыми узорами, пестрых бронзовых
божков - то ли потому, что она верила в них, то ли потому, что думала
угодить ламе, - мать поклонилась божкам.
- Охаай! А что вы умеете делать? - и не дожидаясь ответа, сказал
пожилой женщине, сидевшей у его ног: - Не поговоришь ли ты с ними? Дать им
мы ничего не можем, ну а работа найдется.
"Вот сейчас эта женщина нам все расскажет", - подумал я и во все глаза
стал смотреть на нее.
- Что прикажете, будем делать, - оживилась мать, - только назначьте
цену, - и, подойдя к женщине, низко поклонилась.
- Не торопись спрашивать. Пойдешь в соседнюю юрту, там тебе скажут, что
делать. За это потом попьешь сыворотки. А насчет цены - какой разговор?
Даром, что ли, хлебать будешь? Даром, что ли, сидеть в теплой юрте?
Я снова посмотрел на хозяйку. Одета в ягнячью шубу, шелк синий. Волосы
на голове заплетены черной пекинской лентой, в ушах серебряные серьги, щеки
густо нарумянены, во рту пестрый чубук китайской трубки, конец которого при