"Салчак Тока. Слово арата (Автобиографический роман-трилогия) " - читать интересную книгу автора

Настала ночь. Веселее потрескивал костер, окруженный людьми. Кто сушил
мокрые портянки, кто латал расхлябанные идики; иные выщелкивали ползущую по
складкам нечисть.
- Ну, детки, - сказала мать. - Охота поутру верней, чем среди ночи;
давайте уснем. - И, облокотившись на вьючную суму, она положила мою голову к
себе на колени.
- Мы сегодня, - обратилась она, помолчав, к батракам, - истоптали много
снега. У вас, сыночки, не найдется ли, чем посветить в животе?
Тостай отложил в сторону свою работу:
- Угощения не припасли, свои люди - не побрезгуйте.
Он подошел к полочке у входа в юрту. Что он подаст нам оттуда?
Бежит-бежит время, а Тостай все скребется у полки. Вот он ставит перед нами
деревянное ведерко и с чашку высевок на дне маленького корытца; а сам идет
на свое место. Мать посмотрела, что получится, если мы втроем съедим
поданный нам ужин, и, сказав: "Съешь ты, мой сын", - насыпала в чашку
высевок, налила до половины хойтпака, очистила с краев ведерка подсохшую
сметану в чашку, помешала кушанье пальцем и протянула мне.
Отхлебнув из чашки кисловатой гущи, я посмотрел вверх и сквозь дымовое
отверстие увидел густую россыпь звезд. Они переливались на небе и
подмигивали мне.
В юрте стало морозно. Все уже спали. Лишь двое все еще, перемогая
дрему, сидели. За кошмой заскрипели грузные шаги: "Хорт, хорт!" - и в юрту
ввалился тот же самодовольный, налитый кровью толстяк.
- Проклятые кулугуры! [Кулугуры - бранное слово.] Чего развалились,
разоспались? В поле ночь, темень, - за табуном нужен глаз. Ну, чего ждете?..
Смотрю - подымаются люди; ни слова не говоря, натягивают наспех идики,
забирают седла с чепраками, хватают кнуты, уздечки и выбегают из юрты.
Задремав опять, слышу краешком уха: табунщики перекликаются, волки воют
протяжно вдали, им откликаются, подвывая, собаки. Я еще плотнее прижался к
матери и заснул, словно провалился в страшное, темное ущелье.
Когда я проснулся, в юрте было уже светло. Никого не было, я лежал
один. "Где же моя мама, где сестра, где хоть бы тот же Тостай-оол - куда он
девался?"
И тут сама хозяйка, жена Тожу-Хелина, вошла в юрту. Будто растерявшись,
постояв минутку неподвижно, она вкрадчиво заговорила:
- Вот оно что! Ты все еще спишь, мальчик?
Кошкой к мышонку она подкатилась ко мне.
Все еще не вставая, я заторопился, забормотал:
- Вот-вот сейчас встану... уже встаю.
Но она еще проворнее согнулась надо мной, и в тот же миг, как ее рука
вцепилась в мое ухо, я вскочил, как собака, на которую пролили кипяток.
- Люди, гляди, еще до зари на работу вышли, - зазвенел в полную силу
голос хозяйки. - Мать за юртой кожи мочит, сестра с Дондуком лес рубит, а ты
разлегся, щенок! Ну, живо! Дров сюда. Мигом разведи огонь!
За юртой, на том месте, где кололи дрова, я нащепал лучин и нарубил
сучьев для костра. Когда в юрте разгорелся огонь и хозяйка ушла, я подсел к
очагу, растопырив подол чтобы побольше захватить идущего снизу тепла.
Понемногу стали собираться работники. Первыми вернулись табунщики -
невесело, понурив головы. Так дерево опускает ветви в воду в пору большого
разлива. Хотя мать сказала, что охота поутру верней, но утро не принесло