"Салчак Тока. Слово арата (Автобиографический роман-трилогия) " - читать интересную книгу автора

посмотрел ей в глаза - они были холодные, злые.
Я спросил:
- Мама, за что они тебя били?
Желая меня успокоить, мать объяснила:
- Мы, сынок, помешали ехать господам, нарушили их порядок. Когда
тужумет едет по своим делам, нельзя стоять близко к дороге, надо отойти в
сторону. Если скажут: "Подойди", - надо приближаться на коленях и класть
поклоны. А я растянулась у самой дороги. Прогневила... Кони могли
напугаться. Теперь пойдем, а то они услышат - могут убить.
Мать вдела руки в лямки и, качнувшись, пошла. Мы тоже навьючились и
молча зашагали.

ГЛАВА 3. НОВЫЕ ВСТРЕЧИ

Разбили мы чум на берегу Каа-Хема в устье Терзига среди больших
лиственниц с наплывшей на стволах смолой. В то время в устье Терзига
поселились русские крестьяне - там стояло пять или шесть домов.
Я с опаской поглядывал на избы, поставленные жителями Усть-Терзига, и
не решался подойти к ним. Но мне страстно хотелось побывать в этих
бревенчатых чумах, узнать, как живут в них неведомые мне люди. Издали я
следил за играми русских детей, старался понять и запомнить их движения.
Незаметно для себя с каждым разом я подходил к ним ближе и начинал понимать
все больше слов из их языка. Игравшие дети тоже стали ко мне приглядываться.
Первый мой знакомый, к которому я осмелился подойти, когда он сам с собой
играл в городки, был мальчик Ванька Родин. Летом он при всякой погоде ходил
без рубахи, в коротеньких штанах из некрашеного холста, залатанных на
коленях. Когда он замахивался палкой, длинные ноги словно врастали в землю,
тело круто изгибалось, и на голове, как разметанная ветром осока на кочке,
рассыпался в стороны целый куст золотистых волос. Он замахивался не спеша,
но метал палку так стремительно, что она, мгновенно прогудев над землей,
выщелкивала городки, нередко с одного раза, далеко за черту. Померившись с
ним в меткости, я еще больше удивился: у него не было одного глаза.
Сверстники прозвали его Ванькой Кривым, а так как лицо его было изъедено
оспой, то называли его и Рябой. Никто из мальчиков не посмел бы напасть на
Ваньку и вступить с ним в драку, но многие смеялись над его убогой одеждой и
увечьем. В моем наряде, из которого я к тому времени не в меру вытянулся, я
уж и вовсе не мог рассчитывать на снисхождение у насмешников. Это сблизило
меня с Ванькой. На нашей стороне было еще несколько мальчиков. Мы стали
дружить и вместе обороняться.
Мои новые друзья жили в маленьких избушках, крытых соломой, но эти
лачужки казались мне сказочными шатрами. У себя в чуме я знал древнюю чашу
из чугуна с приросшей к ней копотью и расщелиной на одном боку, знал
деревянную чашку, пепельного цвета, со стершимися краями, из которой сотни
таежных путников пили воду, принимая ее из рук бабушки и матери; знал, что
самое главное блюдо за столом - жареное пшено, запаренное чаем и посыпанное
драгоценной солью, которую привезли за тридевять земель, выдолбив ее киркой
из соляной горы или соскоблив вместе с илом с берега соляного озера. А здесь
были большие глиняные печи, в которых приготовляли из толченого зерна
большую круглую еду с коричневой коркой - сразу на несколько дней. Я
научился называть ее хлебом и без нее уже не мог обходиться. Раньше я