"Салчак Тока. Слово арата (Автобиографический роман-трилогия) " - читать интересную книгу автора

сторону, как будто они выпили черной араки? [Арака - водка; приготовляется
из квашеного молока.]
Кангый рассердилась:
- Ты заболел головой! Откуда у нас арака? Для нее нужен хойтпак
[Хойтпак - кислое молоко.] - много, целый бочонок. Потому-то они и качаются,
что долго ничего не пили, ни молока, ни хойтпака, ни чая. Хотела бы я
посмотреть, как ты будешь шагать по степи, если, как они, походишь без еды
от одной луны до другой.
Мать и Албанчи, уходя, сказали, что вернутся совсем скоро, но прошло
два дня, а их все не было. В тот год осень наступила очень рано, степь
покрылась густым инеем, начались заморозки. Мы, Кангый, Пежендей и я, сидели
вокруг очага, шевелили в пепле красные угольки и раздували огонь. Ждали день
и ночь, второй день и вторую ночь.
Время от времени Кангый и Пежендей, строго посмотрев на меня,
спрашивали:
- Где же твои дрова? Ты все сидишь?
Я выбегал и втаскивал заготовленные днем прутья. Положив их в очаг, я
снова подсаживался греться. Все сильнее хотелось есть. Мы ставили на угли
нашу старую-престарую чугунную чашу, без ручки, надтреснутую, с закопченным
дном. Согрев воду, мы клали в рот крошки уже спитого кирпичного чая и много
пили. Пежендей втягивал воду со свистом, громко чмокал. Вода журчала у него
во рту, как на порогах Мерген. Он пошучивал:
- Никогда я не ел такого вкусного супа.
После "супа" еще больше хотелось есть. Мы выходили в степь, ломали
дикую акацию, драли кору, очищали верхнюю кожуру и ели, воображая, что эти
горькие светло-зеленые полоски древесины - ломтики жирной баранины.
Когда становилось невмоготу, мы выскакивали из чума и бежали заглянуть
в соседние юрты. Сначала бежим посмотреть на юрту охотника Томбаштая. Как
хорошо, если он вернулся с охоты! Всякий раз, когда Томбаштай подстрелит
косулю в верховьях Мерген, наловит хариусов и тайменей или, уйдя на Терзиг,
уложит в тайге марала своим верным самострелом, он всегда позовет нас к
себе. Мы еще больше радуемся, когда сами увидим его издалека.
Вот Кангый, выйдя на разведку, кричит с бугра:
- Торопитесь! Дядя Томбаш что-то везет!
Мы вихрем летим навстречу охотнику. В тороках у него прикручен горный
козел. Осанисто покачиваясь в седле, Томбаштай молчит и широко улыбается. На
тропу уже высыпала гурьба детей из соседних юрт. Они шумят, проталкиваясь к
седлу Томбаштая, как рябчики, налетевшие на куст спелой голубики. Подходят
взрослые. Все приветствуют охотника, поздравляют с добычей. Посасывая чубук
длинной, в локоть, трубки, дядя Томбаш смотрит, как соседи, отторочив зверя,
снимают с него шкуру. Мы садимся на землю и тоже смотрим, как работают над
козлиной тушей шесть проворных рук. Потом поднимаем глаза на дядю Томбаша.
Какие у него длинные ноги! Наверно, потому такие, что он гоняется за
быстрыми косулями! Бритая голова дяди Томбаша блестит высоко над нами под
самым небом. Нос у него тонкий, с горбинкой. Лицо обросло короткой бородой,
рыжеватой, курчавой. Если бы не живые карие глаза и спокойная улыбка,
казалось бы, что он вылит из бронзы - такой он загорелый и крепкий.
Взрослые начинают делить добычу. Смотрю - сестру Кангый тоже пригласили
участвовать в дележе. Как загорелись ее глаза! Она хватает обеими руками
протянутую ей ногу косули и несколько ребер, крепко прижимает к себе, как