"Лариса Токарь. Дорога к Храму " - читать интересную книгу автора

всегда говорил не то, чего от него ждали власти, а только то, что
соответствовало его принципам разума и благородства.
Лет двадцать назад, когда я был главным редактором "Биробиджанер штерн"
- единственной в тогдашнем СССР ежедневной газеты на языке идиш, он приехал
в город своего детства, пришел в редакцию и сказал:
- Слушай, давай пошатаемся по городу.
Мы "пошатались".
Через дорогу от редакции - краеведческий музей и областная библиотека
имени Шолом-Алейхема. В ее читальном зале в наши годы происходили жаркие
баталии на вечерах поэзии и прозы. Заведовала читальным залом мудрая и тихая
Юлия Александровна Каляпкина. Когда однажды в 60-х годах мы на одном из
вечеров заговорили о том, что на улице Шолом-Алейхема в Биробиджане должен
стоять памятник еврейскому классику, она молча слушала и качала головой. А
через день, отведя меня в сторону, сказала:
- Бросьте вы эту затею. Хлопот не оберетесь. Вами уже интересовались
некие товарищи...
В городском парке культуры и отдыха - тихо и пусто.
Когда-то мы бегали сюда по шаткому деревянному мосту, где в деревянной
будочке сидела билетерша и продавала входные билеты. В те давние годы в
центре парка стоял (или сидел - точно не помню) гранитный усатый вождь, а
недалеко от него была комната смеха с кривыми зеркалами. Десяти- и
двенадцатилетние пацаны, мы проносились мимо усатого и залетали в кривые
зеркала, в которых Ицик Оксруд из жерди превращался в толстяка с жирными
щеками, нехуденький Сашка Богданов - в двухметровую каланчу, а у коротышки
Валерки Панькова оказывались длинные-длинные ноги. Мы хохотали, тыча
пальцами друг в друга, еще не понимая в те годы, что приговорены от рождения
жить в государстве кривых зеркал...
Спустя годы сломали тот деревянный мост в парк, выдернули из клумбы
усатого, разбили зеркала в комнате смеха, а парк остался - зеленый, тихий и
пустой. Сегодняшние дети носятся по его асфальтированным дорожкам и ничего
не знают о том, что было здесь каких-то сорок-пятьдесят лет назад.
В том, нашем с Адиком, городе исчез еврейский колорит, когда-то
привезенный евреями Подолья, Бессарабии, Польши. Исчезли деревянные
тротуары, по которым мы бегали в магазин, исчезла сказочная, как теремок,
парикмахерская, в которой работали дядя Миша Гомберг (мы с Шаевичем помним,
как он шел на работу со своим неизменным чемоданчиком в руках), рыжего
Романа Дехтяря (мы дружили с его сыном Яшей, живущим ныне в Израиле).
Появились вполне советские улицы Постышева, Чапаева, Маркса, Пионерская.
Помню, с большим трудом нам, членам областного литобъединения, удалось
убедить городское начальство переименовать улицу Торговую в улицу имени
Бориса Миллера, старейшего биробиджанского еврейского писателя. А вот
назвать одну из улиц именем Любы Вассерман или Ицика Бронфмана,
замечательных еврейских поэтов, власти не захотели.
Зато местная так называемая синагога - деревянная, тесная избушка -
расположилась в переулке... Маяковского, который сами знаете что "доставал
из широких штанин дубликатом бесценного груза..."
Мы с Адиком побывали и в ней. Нас радушно встретил Боря Кофман -
биробиджанец, душой прикипевший и к этой избушке на курьих ножках, и к
религии. Борис попросил у московского гостя помощи в снабжении верующих
молитвенниками, необходимой утварью и прочим. Адик пообещал, и через