"Михаил Токуров. Любимый город " - читать интересную книгу автора

правительству и народу Москворуссии, клянусь защищать её свободу и
независмость, не щадя ни времени ни сил ни самой жизни". О существовании
Речи Посполитой в её тексте вообще не упоминалось. Тогда это выглядело
благородно и романтично: молодые герои под руководством почтенного комиссара
(неофициально его всё чаще и чаще называли "канцлером") возвращают своей
Родине утраченную некогда свободу и вместе с великорусскими братьями
воскрешают Великую Россию. Когда Борис Ницеевский поступал в только что
открытую московскую Академию Беспеки, всё это виделось ему именно в таком
свете, хотя и несколько туманно. И когда потом служил в "Смерче" - тоже.
Мешали только некоторые детали. А особенно не нравились приезжавшие ратовать
за русское единство великорусы. Дело было даже не в обязательной бороде у
каждого, не в том, что их женщины всё время ходили закутанными по уши, а их
поголовная уверенность в собственной правоте и безупречности. Даже не только
это... Скорее, высокомерие. Приезжие из Костромы смотрели на жителей Москвы,
как на "младших братьев", при каждом удобном случае подчёркивая, что именно
им не нравится в Москворуссии и что здесь надо обязательно поменять, чтобы
избавить древнюю столицу от "лядского духа". Особенно им не нравился
польский язык на улицах. Борису запомнился какой-то член "Дружины
Николая-Угодника", его ровесник из посетившей Академию делегации (теперь
странно даже подумать, что когда-то ОНИ бывали ЗДЕСЬ официально), которой
они, как хозяева, устроили экскурсию по городу. Он брезгливо поджимал губы
каждый раз, когда в Кремлёвском Саду мимо него проходила очередная воркующая
по-польски парочка. А потом в Академии на банкете в честь гостей он, уже по
паре штофов водки, убеждал Бориса сменить его "по-лядски" (вообще-то он
выразился чуть грубее) звучащую фамилию на русское "Никеев". Ему стоило
больших усилий сохранить тогда хладнокровие. Из разговоров с коллегами Борис
знал, что в своей неприязни к "великорусским братьям" он не одинок. Ну а
после того, как он вместе с другими бойцами "Смерча" увидел Углич после
"резни", роман с Костромой окончательно рассыпался, как дым. На референдуме
Борис сам проголосовал против независимости и против "канцлера", а так как
он был в избирательной комиссии и участвовал в подсчёте бюллетеней, то знал,
что так же проголосовали и остальные.
Результаты голосования, увы, оказались недостаточным аргументом для
новых властей в пользу лояльности московских коммандос. И будущее Бориса
оказалось в руках Самого Главного Человека в КУБе. Если бы он ему отказал,
Борису оставалось только до окончания контракта тянуть лямку "где пошлют", а
потом выйти на гражданку и забыть о своих военных приключениях, как о дурном
сне. Поручик Ницеевский долго думал, как он должен себя вести на приёме и
решил, что надо вести себя естественно, всё равно ему не предугадать логику,
по которой начальник москворусской беспеки сделает свой выбор. Будущее
показало, что выбор был правильный. То ли генералу Кадочникову показалось,
что внешность поручика вызывает доверие, то ли на него призвело впечатление
его упорство, то ли ему понравился ответ на его вопрос: "Значит, Вы готовы
служить Речи Посполитой, не зная сомнений? - Так точно, готов... но сомнения
всегда остаются". Так или иначе, его следующий рапорт о переводе к
"молниеносным" был удовлетворён. А для генерала Кадочникова он навсегда стал
"знающим сомнения".
-----------------------------------------------------------------------

89 "Blyskawica" ("Молния") - батальон оперативного реагирования при