"Дж.Р.Р.Толкиен. Дерево и лист [= Лист работы Мелкина]. Пер. - Е.Гиппиус." - читать интересную книгу автора

- Боже мой, - воскликнул Ниггл, - тебе и впрямь не везет. Надеюсь,
это всего лишь простуда. Я сейчас же пойду и помогу тебе перенести больную
вниз.
- Благодарю, - заметил Пэриш, довольно холодно, - но это не простуда,
это лихорадка. Я бы не стал беспокоить тебя из-за какой-то простуды. К
тому же жена и так давно лежит внизу, не могу же я с моей ногой таскать
вверх-вниз подносы. Но ты, я вижу, очень занят. Прости, что побеспокоил.
Я-то, правда, надеялся, что ты не откажешься, видя, в каком я положении,
съездить за доктором... ну а заодно и за рабочими, конечно, если у тебя
совсем не осталось какого-нибудь ненужного холста?
- Нет-нет, конечно, не откажусь, - пробормотал Ниггл, хотя только что
собирался сказать совсем другое. В этот момент его можно еще было назвать
мягкосердечным, но уж добросердечным - никак: доброты в его сердце и в
помине не было.
- Что делать... раз ты так волнуешься...
- Очень волнуюсь, очень! И почему только я хромой?
Итак, Ниггл отправился за доктором. Отказаться было как-то неудобно.
Все-таки Пэриш - его единственный сосед, а кругом ни души, и помощи
просить не у кого. К тому же, у Пэриша нет велосипеда, а если бы и был, с
его ногой все равно далеко не уедешь. Проклятая нога приносила Пэришу
много страданий, и об этом надо было помнить; да! Об этом надо было
постоянно помнить, а заодно и о его вечно кислой физиономии и плаксивом
голосе.
Теперь времени оставалось в обрез. Но нечего было и думать объяснить
это Пэришу! Он все равно никогда бы не понял. Ниггл несколько раз
чертыхнулся и выкатил во двор велосипед.
На улице было сыро, дул ветер, и дневной свет уже начинал тускнеть.
"Сегодня больше не поработаешь", - подумал он с тоской. Во время пути
Ниггл то бормотал что-то себе под нос, то вдруг ясно представлял вершину
горы, и рядом тоненький зеленый побег, тот самый, что он увидел еще
весной... Мазок ложился за мазком. Пальцы его сжимали руль велосипеда.
Теперь, когда картины не было рядом, Ниггл наконец-то почувствовал, понял,
каким он должен быть, этот лучистый побег, обрамляющий очертания далеких
гор. Но что-то не давало ему покоя, и он смутно понимал, что это - страх;
он боялся, что теперь уже не успеть.
Ниггл нашел врача. Ремонтная контора, правда, была закрыта - в такую
погоду все сидели дома, поближе к огоньку, но зато он оставил мастерам
записку. На обратном пути он промок до нитки и сильно простудился. К
счастью, доктор поступил очень благоразумно: он не стал срываться с места,
как некоторые, а приехал на следующий день, так что ему досталось сразу
два пациента в соседних домах.
Ниггл лежал в постели. Его лихорадило. По потолку кружились листья,
извивались ветви, и все это складывалось в удивительные узоры. К известию
о том, что у миссис Пэриш всего лишь простуда и она уже начинает понемногу
вставать с постели, Ниггл отнесся равнодушно. Он просто повернулся лицом к
стене, и листья накрыли его с головой.
А ветер все дул и дул. Он снес много черепицы с дома Пэриша, да и с
дома Ниггла, наверное, тоже, потому что крыша начала течь. Мастера так и
не приехали. Первые несколько дней Нигглу было все равно. Потом ему
захотелось есть, и пришлось вылезать из постели. За ним ведь некому было