"Лев Николаевич Толстой. Полное собрание сочинений, том 35" - читать интересную книгу автора

И эта мысль отравляла немного удовольствие Воронцова.
Подъехав к своему дому, Воронцов поручил полковому адъютанту мюридов
Хаджи-Мурата, а сам ввел его к себе в дом.
Княгиня Марья Васильевна, нарядная, улыбающаяся, вместе с сыном,
шестилетним красавцем, кудрявым мальчиком, встретила Хаджи-Мурата в
гостиной, и Хаджи-Мурат, приложив свои руки к груди, несколько торжественно
сказал через переводчика, который вошел с ним, что он считает себя кунаком
князя, так как он принял его к себе, а что вся семья кунака так же священна
для кунака, как и он сам. И наружность и манеры Хаджи-Мурата понравились
Марье Васильевне. То же, что он вспыхнул, покраснел, когда она подала ему
свою большую белую руку, еще более расположило ее в его пользу. Она
предложила ему сесть и, спросив его, пьет ли он кофей, велела подать.
Хаджи-Мурат, однако, отказался от кофея, когда ему подали его. Он немного
понимал по-русски, но не мог говорить, и когда не понимал, улыбался, и
улыбка его понравилась Марье Васильевне так же, как и Полторацкому. Кудрявый
же, востроглазый сынок Марьи Васильевны, которого мать называла Булькой,
стоя подле матери, не спускал глаз с Хаджи-Мурата, про которого он слышал
как про необыкновенного воина.
Оставив Хаджи-Мурата у жены, Воронцов пошел в канцелярию, чтобы
сделать распоряжение об извещении начальства о выходе Хаджи-Мурата. Написав
донесение начальнику левого фланга, генералу Козловскому, в Грозную, и
письмо отцу, Воронцов поспешил домой, боясь недовольства жены за то, что
навязал ей чужого, страшного человека, с которым надо было обходиться так,
чтобы и не обидеть и не слишком приласкать. Но страх его был напрасен.
Хаджи-Мурат сидел на кресле, держа на колене Бульку, пасынка Воронцова, и,
склонив голову, внимательно слушал то, что ему говорил переводчик, передавая
слова смеющейся Марьи Васильевны. Марья Васильевна говорила ему, что если он
будет отдавать всякому кунаку ту свою вещь, которую кунак этот похвалит, то
ему скоро придется ходить, как Адаму...
Хаджи-Мурат при входе князя снял с колена удивленного и обиженного
этим Бульку и встал, тотчас же переменив игривое выражение лица на строгое и
серьезное. Он сел только тогда, когда сел Воронцов. Продолжая разговор, он
ответил на слова Марьи Васильевны тем, что такой их закон, что все, что
понравилось кунаку, то надо отдать кунаку.
- Твоя сын - кунак, - сказал он по-русски, гладя по курчавым волосам
Бульку, влезшего ему опять на колено.
- Он прелестен, твой разбойник, - по-французски сказала Марья
Васильевна мужу. - Булька стал любоваться его кинжалом - он подарил его ему.
Булька показал кинжал отчиму.
- C'est un objet de prix (1), - сказала Марья Васильевна.
- Il faudra trouver l'occasion de lui faire cadeau (2), - сказал
Воронцов.
Хаджи-Мурат сидел, опустив глаза, и, гладя мальчика по курчавой
голове, приговаривал:
- Джигит, джигит.
- Прекрасный кинжал, прекрасный, - сказал Воронцов, вынув до половины
отточенный булатный кинжал с дорожкой посередине. - Благодарствуй.
- Спроси его, чем я могу услужить ему, - сказал Воронцов переводчику.
Переводчик передал, и Хаджи-Мурат тотчас же отвечал, что ему ничего не
нужно, но что он просит, чтобы его теперь отвели в место, где бы он мог