"Лев Толстой. Три дня в деревне" - читать интересную книгу автора

есть малограмотные, но есть вполне интеллигентные, есть скромные, стыдливые,
есть, напротив, назойливые, требовательные.
На днях, только проснулся, Илья Васильевич говорит мне:
- У крыльца пятеро прохожих.
- Возьмите на столе, - говорю я.
Илья Васильевич берет и подает, как заведено, по пять копеек. Проходит
около часа. Я выхожу на крыльцо. Ужасно оборванный, в совершенно
развалившейся обуви маленький человек, с нездоровым лицом, подпухшими
бегающими глазами, начинает кланяться и подает свидетельство.
- Вам подали?
- Ваше сиятельство, что же я с пятаком сделаю? Ваше сиятельство,
войдите в мое положение. - Подает свидетельство. - Извольте посмотреть, ваше
сиятельство, извольте видеть, - показывает на свою одежду. - Куда я могу,
ваше сиятельство (на каждом слове "ваше сиятельство", а на лице ненависть),
что мне делать, куда мне деваться?
Я говорю, что подаю всем одинаково. Он продолжает умолять, требуя,
чтобы я прочел свидетельство. Я отказываю. Становится на колени. Я прошу его
оставить меня
- Что же, мне, значит, руки на себя наложить? Одно остается. Больше
делать нечего. Хоть что-нибудь.
Даю двадцать копеек, он уходит, очевидно, озлобленный.
И таких, то есть особенно неотвязных, очевидно признающих за собой
право требовать своей доли у богатых, особенно много. Это все большей частью
люди грамотные, часто даже начитанные и для которых недаром прошла
революция. Эти люди видят в богатых, не как обыкновенные старинные нищие,
людей, спасающих свою душу милостыней, а разбойников, грабителей, пьющих
кровь рабочего народа; очень часто такого рода нищий сам не работает и
всячески избегает работы, но во имя рабочего народа считает себя не только
вправе, но обязанным ненавидеть грабителей народа, то есть богатых, и
ненавидит их всей силой своей нужды, и если просит, а не требует, то только
притворяется.
Таких людей, притом же и пьющих, про которых хочется сказать, что они
сами виноваты, много; но немало среди бродячих людей и людей совершенно
другого склада, кротких, смиренных и очень жалких, и страшно подумать про
положение именно этих людей.
Вот высокий красивый человек, в одном оборванном и коротком пиджаке.
Сапоги уже плохи и стоптаны, умное, хорошее лицо. Снимает картуз, просит,
как обыкновенно. Я подаю, он благодарит. Я спрашиваю: откуда? куда?
- Из Петербурга, домой в деревню (нашей губернии).
Спрашиваю: отчего же так, пешком?
- Длинная история, - говорит он, пожимая плечами.
Я прошу рассказать. Рассказывает, очевидно, правдиво, как он "жил в
Петербурге, было хорошее место конторщика, тридцать рублей". Жил очень
хорошо. "Ваши книги читал: "Войну и мир", "Анну Каренину", - говорит, опять
улыбаясь особенно приятной улыбкой.
"И вздумали домашние, - продолжает он рассказ, - переселиться в Сибирь,
в Томскую губернию". Написали ему, спрашивая, согласен ли он продать свою
часть земли на старом месте. Он согласился. Домашние уехали, но оказалось,
что земля им в Сибири попала дурная, они прожились там и вернулись домой.
Живут теперь на квартирах в своей деревне, без земли, кормятся работой.