"Алексей Николаевич Толстой. Подкидные дураки (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

насекомых на клочке земли среди травинок... Вечера под лампой, и -
приближающийся сон, когда все предметы делаются особенными: в лампе, в
горелке запевает тоненький голосок, - взрослые его не слышат... Кресло у
печки становится все добрее, все удобнее и вдруг начинает подмигивать
двумя завитушками на спинке. Взрослые думают, что это только завитушки...
И нежный, как тепло, как покой, голос матери произносит: "Да ты совсем
спишь..."
Но даже и этой безобидной радости не было дано сегодня несчастному
Ракитникову... Головная боль со скрежетом не пускала проникнуть в добрые
воспоминания.
"Залез в болото по уши, - думал он. - Нет, это совсем не пустяки, а
именно то, что ожидает каждую субботу..."
Мрак души его сгущался. Моральные угрызения походили на собачьи
укусы. Видели вы когда-нибудь, как в овраге псы рвут ребрастую падаль,
упираясь лапами, рыча от отвращения? Точно так же мрачные выводы пожирали
сердце Ракитникова.
У него явилась потребность услышать человеческий голос. Он пошел на
кухню, где стоял его примус. Там на полу валялись сырые рогожи, в углу -
кисти и ведра, на окне длинные кляксы извести, будто следы неведомых птиц,
затеняли и без того тусклый свет. Плита разворочена, к примусу нельзя было
пробраться через кучу глины.
В комнате за кухней слышался разговор:
- Вернулся он пьяный, конечно... Морда у него красная, вся трясется.
(Это говорила кухарка Гренадерова, бывшая владелица доходного дома на
Васильевском острове.) Я отпираю... На ногах, голубчик, еле стоит... И
рукав, знаете, у него вот по сих пор засучен... Ну, сейчас убьет... Я,
конечно, к стенке шарахнулась... И он на меня как зарычит: "Что, говорит,
ведьма, боишься смерти?.." Все лицо мне оплювал...
Не слушая дальше, Ракитников вышел на цыпочках из кухни. Помимо всего
прочего, было теперь стыдно... Показалось: вот он идет по коридору, и за
каждой дверью жилец смотрит на него в замочную скважину: какой, мол, он
после вчерашнего? Ноги, точно пудовые, едва отдирались от пола... Даже
начало пошатывать... Этого еще не хватало!..
Скрипнула облупленная дверь, мимо которой ему идти. Выглянула
вытравленная водородом женская голова гражданки Лисиной. В домовой книге
она числилась как безработная. Она всегда, кто бы ни шел, приотворяла
дверь, выглядывала, - иногда что-нибудь скажет, иногда только взглянет
умоляюще. Только бы сейчас не заговорила!
- Здравствуйте, - сказала Лисина. - Куда это вы мчитесь?
- Да так, черт его возьми. - Ракитников вытащил платок и потер
пылающее, воспаленное лицо. - За примусом... В кухне ремонт...
- У меня чай горячий... Заходите. (Она взглянула умоляюще.) Напьетесь
чаю у меня, ей-богу, а?
Ее скуловатое лицо было напудрено, брови выщипаны и подкрашены по
моде. Части этого лица, казалось, были собраны от разных лиц; пожалуй,
своими казались только глаза неопределенного цвета, небольшие и до жалости
искательные. Она высунулась вся из двери, придерживая (для прелестности)
бумажный халатик. Шея у нее была цвета опаленной гусятины. Ракитникова
шатнуло, стиснул зубы и вошел в непроветренную комнату. На дешевенькой
скатерти в пятнах стоял эмалированный чайник, из носика шел пар. Это была