"Алексей Николаевич Толстой. Егор Абозов (Роман не закончен)" - читать интересную книгу автора

сойдись я с ней опять, получится плохо, скудно. Все дело, как полюбить!
Белокопытов усмехнулся, оглянул Егора Ивановича всего, с кудрявой
головы его на широких плечах до косолапых ступней, и засмеялся коротко.
- Ты чернозем, и так далее, - сказал он, - женщинам будешь нравиться,
если сам не напортишь дела. Но суть не в женщинах. Честолюбие, известность,
деньги, слава. И главное - такое состояние, когда ты сам в последнем
восхищении от себя. Понял?
- Понял, - сказал Егор Иванович. - Все это, конечно, хорошо, если мне
это нужно. А у меня бывает так, что ничего не нужно. Опротивеет все, и
ничего не хочется. Уж на что повесть моя дорога, а и то думаю: ну примут,
напечатают и расхвалят, а еще что? Разве это меня насытит?
Белокопытов вынул трубку, выколотил и, заложив руки в бархатные штаны,
остановился перед Егором Ивановичем.
- Ты должен был сказать это не сейчас и не мне одному, а после
прочтения твоей повести, при всех, и мысль развить гораздо подробнее. Тогда
твои слова произведут впечатление.
- Господи помилуй, я на самом деле так думаю. А вовсе не для
впечатления.
- Ты пессимист, - сказал Белокопытов, - при этом мягкотелый, рыхлый
славянин. Стержень твоих идей - все смертно, тленно, непрочно. Но горе в
том, Егор, что подобного направления держится романист Норкин. Он пока наш
враг. Ты должен выбрать себе другую позицию, если хочешь успеха. Мы вместе
подумаем с тобой на досуге. Кстати, знаешь ли ты, что такое Россия?
Но в это время звякнул звоночек. Белокопытов повернулся на каблуках и
крикнул опять, что дверь не заперта. Егор Иванович поднялся и стал глядеть
в окно на мерцающие пунктиры огней, то прямых, то изломанных, то полудугой,
на сияющие вдалеке электрические солнца вдоль набережной. В прихожей в это
время Белокопытов спросил негромко и встревоженно:
- Ну, что?
- Ну, что, что? - ответил злой, деревянный голос.
- Придет, я спрашиваю?
- А я почем знаю.
- Ты ее видел?
- Сейчас от нее, видел.
- Что же она сказала?
- Сказала, что придет, а может быть, не придет. Белокопытов помолчал,
затем проговорил со страшной досадой:
- Как же ты не понимаешь, что если не она, то все к черту!
- А я руки ей свяжу? Она ведьма, а не баба. И не верю я в твои
махинации. Не держи меня, пожалуйста, за пиджак.
В мастерскую вслед за Белокопытовым вошел небольшой человек со злым и
скуластым лицом. От черных усиков и острой бородки оно казалось очень
бледным. Он подал, как деревянную, прямую руку, сказал: "Сатур-нов", -
громко высморкался и сел у среднего стола на пуфчик, оглядывая ликеры.
Белокопытов, подмигнув на него, проговорил уже иным, простецким
голосом:
- Хорошенько посмотри на Александра Алексеевича, поучись! Человек
прямой, суровый и фанатик в искусстве. Мы друзья, хотя противоположны,
полярны. А мы тут с Егором Ивановичем в философию залезли, добрались до
России.