"Алексей Николаевич Толстой. Четыре века" - читать интересную книгу автора

Петровну, и вскоре осталась вдовой: муж ее, Петр Лесков, твердо веря, что
крепость России в православии и дворянстве, не захотел, подобно многим,
напускать на себя французского духу, вместо освобождения выпорол крестьян
обоего по-" ла, за что и был ими сожжен вместе с усадебным домом, успев
накануне гибели послать нарочным Авдотье Максимовне в город письмо, где
излагал свои принципы и взгляды. Это письмо и было единственным, что
осталось от мужа и от прежней жизни.
Авдотья Максимовна выучила письмо наизусть, как символ веры, раз
навсегда отказала всяким искателям руки, преломила молитвами, постами,
хождениями к печерским угодникам страсти и стала в губернии самой
решительной барыней, с которой очень считались.
Дочь свою, Варвару Петровну, воспитывала она наперекор новым веяниям,
по старине, сугубо и строго; заставляла мыться ледяной водой, часами стоять
на коленях перед божницей, запретила смеяться, потому что умному и
верующему человеку ке может быть смешно, приказала вытвердить письмо отца и
запомнить, что отступление хотя от одной буквы есть смертный грех.
В ужасе выросла Варвара Петровна и в смиренном сознании постоянной
своей вины. Затем ей нашли жениха, из небогатых дворян, но с хорошей
фамилией - Антона Лягунова, внушили ему страх и выдали за него Варвару
Петровну в 1877 году.
Но зять неожиданно, несмотря на тихий нрав и запрет, нанюхался новых
идей, скромность свою разъяснил и в одно мокрое утро - в сентябре -
оказался нигилистом.
Это был удар. Спохватилась Авдотья Максимовна, хотела было применить
домашнюю власть, но было поздно: зять, времени не теряя, обрядился в
красную рубашку, в смазные сапоги, распустил космы, ходил, грубил, говорил
ужасные слова, огрызался и под конец начал подкидывать повсюду, даже на
кухне, подпольный журнал.
Кинулась Авдотья Максимовна к губернатору и сказала только: "Бери его
сам, у меня уж руки опустились".
Зятя взяли и увезли. Но он стал писать письма из таких мест, про
которые и помянуть-то было страшно...
Все это потрясло Авдотью Максимовну. О дочери, Варваре Петровне, не
подумала она во время суматохи. И напрасно не подумала. У Варвары Петровны
оказались неожиданно свои понятия. Однажды в отсутствие матери она
захватила малолетнюю дочку Наташу, портрет нигилиста, чемоданчик, в который
и плюнуть-то было некуда, и уехала.
Разумеется, в тот же день ее перехватили и представили матери. Думала
Авдотья Максимовна - откуда у дочери взялась прыть? Позвала Варвару в
образную, и произошел разговор:
- Объясни, сделай милость: были в нашем роду полоумные? В кого ты
уродилась? - спросила она у дочери.
- Не знаю, в кого уродилась, - ответила дочь, стоя смиренно, даже
покорно, но вот руки заложила за спи-ну - совсем как нигилист. Авдотья
Максимовна даже привстала от недоумения.
- Как, ты еще смеешь мне отвечать! - воскликнула она, - я с тобой не
для ответов разговариваю. Я спрашиваю, как ты посмела опозорить меня на всю
Россию! Что же теперь - в газетах меня пропечатают? Ты этого добиваешься?
Да слыханные ли это настали времена! Что мне с тобой делать? - советуй.
- Сами знаете, сказано в евангелии - жена да прилепится к мужу, -