"Алексей Николаевич Толстой. Собрание сочинений в десяти томах. Том 10. Публицистика" - читать интересную книгу автора

города на дно темного озера, это - юродивая, преступная, черная,
мученическая Русь с вечной тоской по искуплению, это - раскосая рожа,
поднявшаяся с Востока над дымным заревом, охватившим полмира. "О, Русь моя!
Тоска моя". Это Русь в кровавом безумии, со скрежетом зубов, верящая, что из
крови и пепла, из мутных вод поднимутся белые стены Божьего города, и Правда
засияет на непомраченных куполах храма.
Славянофилы знать не хотели Запада, носили поддевки, бороды до пояс,
ругали Петра, пили квас и верили, что Запад сам притащится, как шелудивый
пес, вилять хвостом. Западники, как раз наоборот, - Россию, такая, какая она
есть, выплевывали с отвращением, Петра почитали, носили галстучки и Россию
сами тащили за шиворот кланяться Западу, совали ее грязной мордой в
заграничный асфальтовый тротуар.
Те и другие были, в сущности, самодурами-помещиками: - одни строили
расписные терема, другие обрабатывали русскую землю под английский газон. Но
ни те, ни другие России не знали и не любили, зато глубоко и научно изучили
свои фантастические мечты о России.
Пришла революция и смела мечтателей, - они разлетелись, как сухие
листья, и славянофилы и западники. Терема были сожжены, в английские газоны
запустили телят. Россию одни прокляли, другие благословили; по ходу
революции возник целый ряд пророчеств, но все они были скорее политические,
и мне здесь не место о них распространяться. Россия покуда ни одно из
пророчеств не оправдала: - не стала ни республиканской, ни демократической,
ни монархической, не сбросила большевиков и не приняла их, революции не
кончила и, вместе с тем, начала сильно пятиться от революции. Словом,
оказалась и для себя и для всего мира величайшей загадкой: - стала на
перепутьи жизни и смерти, добра и зла.
Согласно этому остались только два гадания о России: либо ее
окончательная гибель, потеря имени ее в истории, либо пламенная вера в то,
что Россия найдет Правду, - та вера, которою верил Достоевский: - через муки
и преступления, через безумие и грязь - к последнему страданию, и там, как
распятый разбойник: - "Верую, господи, и исповедую Истину".
Мне скажут, несомненно, - дело в вере, почему же не верить в смерть
России? Можно, конечно. Можно верить в еще более мрачные вещи, - верить в
черта, а в бога не верить.
Дело в вере. Каждый шаг мы делаем потому, что верим в его удачу. Даже
самая лишенная веры наука - математика построена на вере в то, что наш опыт
указывает нам на то число предметов, которое есть на самом деле, что, если
мы видим две точки, то именно это и есть две точки, а не три. Но разве это
не есть пламенная из пламенных вера в реальность бытия?
После всего, что совершилось, - после парадокса с гуманнейшей
культурой, которая за четыре года удачно слопала половину самой себя, после
несбывшихся ожиданий с Россией, я думаю, ничего не остается, как только
построить бытие на вере.
Россия сама подсказывает, что верить нужно в коренные вещи, на которых
бытие строится или бытие кончается, то есть - в добро или в зло.
Что будет с Россией, мы не знаем и ни предугадать, ни даже увидеть во
сне не можем. Но если все сыны России будут верить в конечное добро ее, то
как может оно не совершиться? Наоборот, если мы будем верить, что под каждым
картузом красноармейца, под каждой заскорузлой мужицкой рубашкой, грабитель
и негодяй, что каждый, носящий кокарду белогвардейца, погромщик и