"Алексей Николаевич Толстой. Собрание сочинений в десяти томах. Том 10. Публицистика" - читать интересную книгу автора

реакционер, что под каждым потертым пиджачком русского интеллигента бьется
дряблое, заячье сердце, - то, я спрашиваю: как может совершиться добро?
Если у большевиков до сих пор была сила, то это сила веры в свою
конечную победу над миром, то есть в торжество того, что они считают высшим
добром. Если у белых до сих пор была слабость, то это слабость,
проистекающая от некоторого отвращения к современной России, ко всему
народу, совершившему злое дело распадения; в движении белых была вера в
победу, в устройство правового порядка; но этого мало, - должна быть
беспорочная вера в Россию, в ее высокую Правду.
Конечно, дело в вере. Но и вера требует так называемой "почвы под
ногами". Боже мой, как нетрудно найти эту почву! Россия живет не только эти
три года, и живое ее тело раскинуто на сотни лет по ту и другую сторону
сегодняшнего мгновения. Если добро в непрерывном создании космоса, а зло - в
распадении и хаосе, то не нужно больших усилий, чтобы в жизни России найти
себе не только почву, - но доброкачественную гранитную глыбу, - упереться в
нее обеими ногами.
Роман "Ариадна" замечателен именно тем, что автор его спокойно и
незыблемо стоит на вере в чудесную любовь, скрытую в глубинах русского духа.
Читая этот роман, чувствуешь, как тоненькая, хрупкая ниточка, - нить
Ариадны, протягивается в жуткую темноту. Роман говорит, - тайна в любви. Да,
тайна в любви. Будет любовь, будет и вера, будет и Россия.

ГОЛУБОЙ ПЛАЩ (О театре)

Один большой знаток искусства и писатель сказал мне, что театр - не
искусство, но лжеискусство, - развлечение, маргарин, и что, когда он видит у
Гамлета огромные ступни ног и дрожащие ляжки, ему больно за Шекспира.
- Что такое искусство? - спросил я его.
- Охотно скажу: искусство есть такое идеальное изображение жизни,
которое приводит человека в состояние напряженного желания идеального, то
есть, - красоты, духовной чистоты и добра.
- Театр на вас так именно не действует?
- Нет.
- Я знал человека, лишенного слуха, он не любил музыки, и если бы был
посмелее, то стал бы отрицать ее как искусство.
- Быть может, я лишен театрального чувства, - сказал он, - но считаю,
что театр груб. Каждое из искусств, входящих в него, взятое в отдельности,
действует сильнее и глубже.
- Да, согласен. В театр нельзя пойти затем, чтобы прослушать пьесу, или
послушать декламатора, или посмотреть живописца. Театр - не литература, не
декламация, не живопись. Все это лишь пособники. Театр есть массовое и
совместное переживание Правды, появление в людях, наполняющих зрительный зал
и сцену, единого, соборного чувства Правды.
Такое определение театра, конечно, слишком общее. Соборное переживание
Правды может быть и на революционном митинге, и в храме во время
вдохновенной проповеди с амвона.
Определяю точнее. Толпа, слушающая проповедь в храме, переживает Правду
как известную данность. Переживание это состоит в радости прозрения.
Толпа, слушающая митингового оратора, переживает Правду, только что
найденную. Переживание это состоит в ненависти к старой Лжеправде и