"Елена Толстая. Фартовый человек " - читать интересную книгу автора

- По улице зачем ходишь ночью? - строго спросил Ленька. - Видал, какие
персонажи здесь околачиваются? С ними одним воздухом дышать - и то срамно. -
Он посмотрел в ту сторону, куда скрылся нэпмач.
- Да у нас в полуподвале все этот Юлий торчит, - объяснил Макинтош. -
Прокурил все и в карты дуется. Надоел как редька.
Ленька чуть насторожился:
- Какой Юлий?
- Да наш, с Сортировочной, - нехотя ответил Макинтош и в сердцах махнул
рукой. - Может, спать наконец улегся. Или вовсе ушел.
Ленька открыл кошелек, разделил имевшиеся там деньги пальцем на две
половины и одну отдал Макинтошу.
- Забирай честно экспроприированное, - сказал он. - Ну, прощай,
Макинтош.
Макинтош, не отвечая, сунул деньги в карман и отвернулся. Город
мгновенно съел его.

Глава вторая

Рахиль Гольдзингер была младшей и самой красивой из дочерей мельника.
Старшие уродились в отца и были длинноносы, с копной темных, неистовых, как
ночи Клеопатры, волос и огненными черными очами. В детстве они напоминали
галчат. Превращение галчонка в роковую красавицу происходило внезапно, как
удар ножом в сердце. Тихая, кроткая мать только диву давалась - как такое
возможно.
А вот меньшая, Рахиль, всегда оставалась прехорошенькой - и в
младенчестве, и в отрочестве. Сперва она была похожа на ребенка с коробки
монпансье, потом - на девушку с коробки одеколона. Единственная из всех
детей Рахиль пошла в мать - рыжую. Только вот мама никогда рыжей на памяти
дочерей и не была, она очень рано состарилась и вся пошла меленькими
морщиночками и жиденькой сединой. Лишь в желтоватых глазах и угадывалась ее
изначальная масть.
Старшая сестра Дора до самой глубины сердца поразила Рахиль, сказав:
- Ни за что на свете не хочу жить как мама.
У Доры были большие темные глаза с желтоватыми белками, чуть навыкате,
но очень красивые. Дора много читала, и от этого ее глаза часто туманились
мечтательной слезной дымкой.
Рахиль тогда ничего не ответила Доре. Впервые в жизни девочка
по-настоящему задумалась над тем, что можно, оказывается, стать как мама и
вести такую же жизнь. Дело в том, что раньше Рахили и в голову не приходило
ничего похожего.
Мама никогда не принадлежала себе, начиная со своих восемнадцати, когда
ее выдали за пятидесятилетнего мельника-вдовца, уже имевшего восемь человек
детей после первой, умершей жены. Потом у мамы родились еще четверо своих.
Старшие дети мельника были взрослее мачехи.
Стать как мама? Превратиться в богиню-рабыню, повелительницу двенадцати
детей и своего повелителя? Подниматься в четыре часа утра и прокрадываться,
пока все спят, в кухню, разводить там огонь и ставить хлеб в печку, и потом
весь день крутиться по хозяйству? Быть вправе переменить любое решение отца,
всего лишь робко пошептав ему пару слов в желтое, прижатое к черепу ухо? Как
любое средоточие мира, мама не смела отлучиться ни на миг - ведь мироздание