"Лев Николаевич Толстой. О присоединении Боснии и Герцеговины к Австрии" - читать интересную книгу автора

Оно говорит ему про это его вечное назначение, и потому не знает и не может
и не хочет знать о том временном, случайном положении, в государстве или вне
государства, в котором в известный исторический период может находиться
человек. Ведь дело в том, что государство есть фикция, государства никогда
не было и нет как чего-то реального. Реально только одно: жизнь человека и
людей. И реальность эта до такой степени очевидна и ясна всякому человеку,
что никакие условия, в которых он может быть поставлен, не могут уничтожить
его сознания этой первой для него важности реальности. Самое удивительное,
что люди жертвуют самым реальным, что только у них есть, тому случайному,
фиктивному, которое нынче одно, завтра другое и которое во всяком случае не
может продолжать существовать таким, каким оно было. Учение Христа открывает
человеку такое его назначение и благо, которое не может изменяться
соответственно каким-либо внешним учреждениям. Оно не говорит о том, что
выйдет в будущем для собрания людей, называемых народами, государствами, и
не может говорить, потому что никто не знает и не может знать этого, говорит
только то, что знает и чувствует всякий: что из следования человеком своему
закону, закону единения и любви, ничего, кроме добра, выйти не может.
Говорят: "Правительства не допустят такого неповиновения, неисполнения своих
требований и будут казнить всех неповинующихся". Но, во-первых, человеку,
признающему открытое ему Христом благо в исполнении закона любви, не могут
быть страшны никакие казни, если он точно верит в открытые ему и дающий
благо закон жизни. Во-вторых, пугание людей теми жестокостями, которые будут
совершать люди, отстаивающие государственное устройство, не так страшно, как
это кажется, еще и потому, что люди, держащиеся суеверия государства, как бы
предполагают, что правительства суть какие-то отвлеченные существа,
обладающие особенными свойствами и приводящие свои решения в исполнение тоже
какими-то особенными, нечеловеческими силами. Но ведь таких существ нет, и
как они не называй себя, есть только люди, такие же, как и те, кого они
мучают и угнетают.
Только поступай люди, отказывающиеся от дел насилия, по-христиански, не
проявляя против деятелей насилия ничего, кроме любви, и все меньше и меньше
будет находиться людей как среди правительственных распорядителей, так и
исполнителей, которые будут в силах грабить, мучить, убивать тех людей,
которые во имя любви готовы скорее переносить насилия, чем участвовать в
них. Понятно, что те люди, которые называют себя правительствами, могут не
переставая казнить людей за неисполнение своих требований тогда, когда они
имеют оправдание своей деятельности в жестокости и преступлениях тех, против
кого они действуют (отстаивающие свое патриотическое чувство чужие народы,
революционеры), но люди, называй они себя императорами, членами палат,
судьями, генералами, губернаторами, шпионами, полицейскими, палачами, -
все-таки люди, и нельзя себе представить таких ни императоров, ни судей, ни
палачей, ни шпионов, на которых не действовала бы та истина и любовь, во имя
которых люди, кротко перенося насилие, отказываются от участия в нем.


XII


Говорят: человек может действовать только для своего блага и потому не
может жертвовать своим благом для блага других людей. Это было бы