ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. Писатель отправляется на гастроли с театральной труп­пой. Он испытывает и гнев, и радость, и всевозможные трудности, но в целом впечатления оказываются очень богатыми

Если кто-нибудь думает, что такие гастроли — это обычное выступление перед толпой, то он злонамеренно искажает сущность образцовых революционных пьес или по крайней мере жестоко заблуждается. Гастроли с театральной труппой, да еще предпринятые по личному указанию центрального руководства,— это важнейшее событие, каждая деталь которого достойна занесения в анналы революционного китайского театра.

К сожалению, многие несознательные или нечуткие люди не понимают этого. Так случилось в первом же месте, где должна была выступать труппа,— в городе Аньшане, знаменитом на всю страну своей промышлен­ностью. Городские власти были заранее оповещены о прибытии труппы. За несколько часов до этого прибы­тия Чжуан Чжун, как посланец центрального руковод­ства, председатель постоянного комитета по созданию образцовых революционных пьес и автор «Логова тигров и пучины драконов», поучал своих спутников и прини­мал от них всевозможные знаки внимания, вплоть до роскошных угощений. Но когда поезд прибыл в Ань-шань, никакой толпы встречающих почему-то не ока­залось. Все пассажиры уже разошлись, и на перроне остались только два человека, назвавшиеся представите­лями городского ревкома. Они просто посадили труппу в машины и повезли. Ни заранее подготовленной церемонии встречи, ни людей, стоящих по обе стороны дороги, ни аршинных лозунгов со словами горячего приветствия не было.

Чжуан Чжун гневно отметил про себя, что в городе не висело даже объявлений о прибытии труппы. Напро­тив, всюду были расклеены афиши о том, что вечером на стадионе состоится соревнование между баскетбольными командами «Усмирители драконов» и «Ловцы тигров». Чжуану это очень не понравилось: «Мы играем пьесу о тиграх и драконах, а здесь собрались ловить и усмирять их! Что все это значит? Это же открытый выпад против нас!» За ужином ему подали только пель­мени, и это переполнило чашу его терпения. Не доев несколько пельменей, он вызвал ответственного за прием труппы и выразил ему решительный протест, заявив, что это организованный и заранее спланирован­ный саботаж, принижение образцовых революционных пьес и вообще серьезное политическое дело. Ответствен­ный за прием пытался объяснить ему, что «Усмирители драконов» — это команда ирригационных строителей, а «Ловцы тигров» — команда шахтеров с Горы тигра, что названиям этим уже более десяти лет, но Чжуан Чжуна его объяснение совершенно не удовлетворило, так как-оно свидетельствовало о том, что после великой культурной революции в городе даже не сменили старых названий и не желают доводить революцию до конца. Разве при таком холодном приеме труппа может играть образцовые пьесы с должным энтузиазмом?

В результате Чжуан Чжун принял смелое решение: вместо трех запланированных спектаклей дать один и немедленно ехать дальше, наказав строптивый город Аньшань. Когда он позвонил об этом Вэй Тао, тот горячо одобрил решение Чжуана, заявив, что это насто­ящий революционный поступок, направленный на защи­ту образцовых пьес и центрального руководства, кото­рый, бесспорно, сыграет большую роль.

Вэй Тао недаром был доверенным человеком верхов­ной руководительницы, все получилось именно так, как он предсказывал. Когда труппа под водительством Чжуан Чжуна добралась до пограничного города Мук­дена, обстановка там была уже совсем другой. Едва поезд подошел к вокзалу, как писатель увидел людей, размахивающих красными флагами и пестрыми лента­ми, громко кричащих: «Приветствуем передовую труппу, приехавшую в наш город с образцовыми революцион­ными пьесами!» Чжуан Чжуна и его спутников встреча­ли как президентов или премьер-министров. Единствен­ное отличие состояло в том, что высокие иностранные гости после краткого обмена речами проходят перед по­четным караулом, а Чжуана сразу вывели на улицу, пред­ставлявшую собой сплошной живой коридор, где каждо­му гостю вручили по букету искусственных цветов. Про­пагандистская бригада хунвэйбинов, тоже с бумажными букетами в руках, плясала перед ними танец верности. Во многих местах этот танец уже отошел в прошлое, а здесь его танцевали — Чжуан Чжун сразу понял, что это высшая честь и вообще факт, который должен быть отмечен. Короче говоря, он и сам пустился в пляс.

Читатели, наверное, помнят, что, когда Чжуан Чжу­на арестовывали и он кричал о своей невиновности, одним из главных его аргументов было то, что он ни ра­зу не пропустил танца верности. И хотя танцевал он не очень красиво, в основном для собственного удоволь­ствия, но зато от души. Примеру руководителя, естественно, последовали и члены труппы. Вся эта верноподданническая армада двинулась вперед через узкий коридор из людей.

Сначала Чжуан Чжун думал, что протанцует минут пять, как бывало раньше, но оказалось, что улица тя­нется на несколько километров. Впереди плясали школьники и хунвэйбины, позади — народные ополчен­цы, так что деваться было некуда, приходилось танце­вать без остановки. Вдруг перед глазами замелькали какие-то животные: свиньи, куры, утки...— все это гром­ко хрюкало, кудахтало, крякало... Изумленный Чжуан Чжун поднял голову и увидел большую надпись: «По­всюду поют иволги и танцуют ласточки, все спешат на Большую социалистическую ярмарку». Это и озадачило и обрадовало Чжуан Чжуна, поскольку Большая социалистическая ярмарка явно была устроена в честь их труппы. Актеры тоже поняли это и принялись танцевать еще усерднее.

К сожалению, ярмарка тянулась целый километр, а когда она кончилась, началась «Выставка идущих по капиталистическому пути», с которыми вели борьбу революционные массы. Молодые и крепкие хунвэйбины продолжали плясать как ни в чем не бывало. Чжуан Чжуну тоже было неудобно отставать, но никакого удовольствия от пляски он уже не получал и напоминал не столько танцующего лебедя, сколько мокрую курицу. Когда они наконец добрались до гостиницы, где им предстояло остановиться, писатель мигом плюхнулся в постель, хотя прекрасно понимал, что предварительно стоило бы сказать несколько слов народу.

Он устал так, что не мог раскрыть рта, да еще был вынужден слушать возмущенные возгласы членов труппы. В голове свербила только одна мысль: может быть, это классовые враги или недоброжелатели решили высосать из нас все силы? Но эту мысль он постаралс забыть и вечером, во время великолепного банкета, устроенного по случаю их прибытия, с большим воодушевлени­ем сказал:

— Хоть ваш город и находится на далекой границе, но верность руководящим указаниям здесь глубоко проникла в людские сердца. На нас неизгладимое впечатление произвело также изобилие, царившее на Большой социалистической ярмарке. Как вы сами пи­шете, тут «повсюду поют иволги и танцуют ласточки». Мы гордимся вашими жителями, столь верными рево­люции, и готовы поставить для них любое число спектаклей!

Чжуан Чжун был уверен, что его пламенная речь возымеет свое действие, но на следующий день, когда занавес открылся, увидел на площади перед сценой лишь редкие кучки людей. Площадь была оцеплена народными ополченцами, чтобы и эти немногие зрители не разбежались. Расспросив ближайших зрителей, Чжу­ан узнал причину такой холодности: вчера, во время встречи труппы, на Большой социалистической ярмар­ке было растоптано тридцать свиней; их хозяева — крестьяне — бросились им на помощь и сами были растоптаны...

Услышав такое, Чжуан Чжун похолодел и, чтобы не нарываться на дальнейшие неприятности, быстренько покинул труппу под тем предлогом, что ему нужно выполнить другие поручения центрального руководства: обследовать провинции, в которых идет наиболее ожесточенная классовая борьба, и продолжить создание образцовых революционных пьес.