ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. Чжуан Чжун целыми днями разглядывает заветную фо­тографию. Затем он снова встречается с высшим ру­ководством, и это приводит к удивительным последствиям

После аудиенции создатель «Логова тигров и пучины драконов» без устали любовался большой цветной фо­тографией в золоченой рамке, где были изображены только два человека: знаменитая, всесильная, вознес­шаяся на самое небо Цзян Цин (ее-то чаще всего и называли центральным руководством) и он, Чжуан Чжун. Сначала с ними был еще третий — высокий иностранный гость, пришедший в этот день, но Чжуан попросил фотографа отрезать его. Любое искусство нуждается в акцентировке главной темы, и искусство фотографии не является исключением. В результате этой операции улыбающийся Чжуан Чжун (правда, его улыбка выглядела несколько жалкой) Оттенял са­му центральную руководительницу, а это было вели­чайшей славой!

В тот день, когда Вэй Тао сказал ему о пред­стоящей аудиенции, писатель не знал, как она для него обернется: ведь только что из чрезмерной лич­ной скромности он недооценил новое революционное искусство. Вместе с группой других литераторов, ко­торые тоже создавали образцовые пьесы, он вошел в роскошную приемную, и Вэй Тао подвел его к верховной руководительнице. Цзян Цин представила Чжуана иностранному гостю. Тут нашему герою по­казалось, что он взмывает ввысь, точно огромный гриф с распростертыми крыльями. Он невольно вспо­мнил, как фотографировался вместе с Вэй Цзюе, желая стать его учеником, и посмеялся над своей тогдаш­ней глупостью: «Эх, Чжуан Чжун, Чжуан Чжун! Ка­ким узким был в то время твой кругозор, какими недалекими были стремления! Подлизался к старому писателю и вообразил, что уже обрел почву под но­гами, встал на плечи великана! Как это смешно, как непохоже на то, что происходит сейчас!» Каждый раз, когда он смотрел на свою фотографию, на ко­торой он был вместе с Цзян Цин, он думал, что вот это уже драгоценный революционный документ. Достойный войти в исторические анналы.

Вернувшись с аудиенции, он немедленно схватил ручку и написал верховной руководительнице такое письмо:

«...Едва я увидел вас, как меня охватила безгра­ничная, поистине исключительная радость. К сожале­нию, при иностранном госте я не мог выражать свои неудержимые чувства к вам, мне приходилось посто­янно спускать себя с небес на землю, и я даже не посмел произнести ни слова благодарности...»

Несмотря на глубокую ночь, Чжуан Чжун сел на велосипед и собственноручно отвез это письмо в резиденцию верховной руководительницы. Сердце его громко стучало, потому что он не знал, чего теперь ему ждать: приятных вестей или гнева, вызван­ного каким-нибудь неловким словом.

Через несколько дней Вэй Тао позвонил вечером Чжуану и сказал, что его ждет новая аудиенция, при­чем немедленно. Вскоре Вэй заехал за ним на ма­шине. Он был очень аккуратно одет и так серьезен, что писатель не решился ни о чем расспрашивать, но в сердце его, как говорится, «прыгали птички и резвились утки», он с трудом унял свое радостное возбуждение. Сидя на мягком сиденье, он видел, что машина въезжает во двор, затененный красивыми де­ревьями, приближается к роскошному особняку, окру­женному соснами и кипарисами. Возбуждение снова вспыхнуло в нем, да так, что он даже не запомнил других деталей. Но вся последующая встреча запечат­лелась в его мозгу с мельчайшими подробностями, в знакомой ему драматической форме:

Руководительница (гневно округлив глаза). Вэй Тао!

Тот, вздрогнув, встает перед ней по струнке.

(Тихо, но зловеще.) Ну-ка, подойди сюда!

Вэй Тао (не понимая, в чем дело, робко при­ближается, держа в руках узелок из красного шелка). Это форменная одежда и кепка, сшитая для вас.

Руководительница (берет узелок, но тут же отшвыривает его в сторону). Кому это нужно! Скажи луч­ше, чем ты занимаешься целыми днями? Вместо того чтобы усердно писать и репетировать, ты занят черт знает чем!

Вэй Тао (испуганно). Я? Никак нет.

Чжуан Чжун (про себя). Может быть, она узнала о его шашнях с этой девицей?

Руководительница. Ты еще смеешь врать?! На том вечере, где я присутствовала, ты даже не изволил подойти ко мне. И спел перед иностранным гостем со­вершенно не подходящую песню.

Вэй Тао (облегченно). Ах, вот вы о чем! Эту песню заранее выбрал сам премьер-министр.

Руководительница (взрываясь). Замолчи, наглец! Ты еще смеешь сталкивать меня с премьером? Это уже чересчур! (Мстительно.) Ничего, ему немного жить осталось, скоро пойдет на свидание с Марксом, а тот его не примет, придется к господу богу идти! (Снова кричит на Вэя.) Немедленно покайся в своем нахальстве!

Чжуан Чжун (про себя, изумленно). Кого же это она ругала? Неужели премьер-министра Чжоу Эньлая?

Вэй Тао сокрушенно роняет голову и начинает утирать слезы. Из внутренней комнаты выходит какой-то чиновник в очках.

Очкастый. Вы должны понимать, что верховная руководительница очень заботится о вас, предъявляет к вам повышенные требования, поэтому вы и можете успешно творить. А сейчас выполни ее приказ и покайся!

Вэй Тао (дрожащим голосом). Я совершил серь­езнейшую ошибку. Искупить ее невозможно, но я все-таки умоляю простить меня...

Руководительница (зажимая уши). Ладно, хватит, подашь мне свое покаяние в письменном виде! А сейчас я буду тебя наказывать.

Вэй Тао меняется в лице. Руководительница снова готова вспылить. Тогда Вэй принимает покорный вид и ложится спиной на ковер, лапки кверху.

(Понемногу успокаивается.) А теперь перевернись на живот и ползи ко мне!

Вэй Тао подчиняется.

(Тыча указательным пальцем в лоб Вэя.) Да, видно, напрасно я тебя воспитывала! У тебя в голове нет ни одной идеи Мао Цзэдуна, никакого понятия об организованности и дисциплине. Любой кому не лень может водить тебя за нос. (Чем дальше говорит, тем больше распаляется.) А как же партия: что она для тебя, не существует?!

Вэй Тао (разыгрывает очаровательного простач­ка). Благодетельница наша, не сердитесь. С сегодняшнего дня я непременно исправлюсь и никогда не забуду вашей материнской заботы, вашего умелого воспитания!

Все садятся в кресла. Один Чжуан Чжун от греха подальше заби­вается в уголок и садится на краешек дивана.

Руководительница (внезапно вспоминая). Вэй Тао, ты мне еще не сказал, как там у вас с режиссером?

Вэй Тао. Все очень хорошо. Это очень опытный режиссер.

Руководительница. Нечего покрывать его! У него лицо подозрительное, сразу видно, что нехо­роший человек.

Чжуан Чжун украдкой ощупывает собственное лицо.

А как зовут того старика, который занимается про­блемами кино?

Вэй Тао. Ло Тяньчэн.

Руководительница. Ло Тяньчэн? Мне это имя знакомо, за ним, кажется, какой-то хвост. Если не веришь, проверь: ручаюсь, что есть хвост.

Вэй Тао не знает, как лучше ответить.

Очкастый. Раз руководительница говорит, значит, хвост наверняка есть. А иначе зачем она велела бы тебе проверять?

Вэй Тао. Да, мы обязательно все проверим, так что «вода спадет и камни обнажатся»!

Руководительница. И еще этот, как его... Ну, когда я его вижу, я еще всегда сержусь. Похоже, что он ненавидит меня...

Чжуан Чжун начинает срочно улыбаться.

А этого ты зачем сюда приволок?!

Чжуан Чжун в страхе замирает.

Напишешь мне еще одно покаяние и больше никогда не смей приволакивать таких типов!

Чжуан Чжун в отчаянии вдруг встает и вытягивает руки по швам. (Закипая.) Ты откуда взялся?

Чжуан Чжун хочет ответить, но не может, только дробно стучит зубами.

Вэй Тао. Это автор «Пучины драконов и логова тигров» Чжуан Чжун.

Руководительница. Какой еще автор?! Вы что, не знаете, сколько крови сердца я потратила на эту пьесу?

Чжуан Чжун. Да-да, уважаемая руководитель­ница, без вашей крови сердца мы не смогли бы написать ни одного иероглифа. Только благодаря вашим заботам...

Вэй Тао. Вы всех нас воспитали, всех вывели в люди. Без вас не было бы у нас ни жизни, ни крови, ни мяса, ни души, ни...

Руководительница (Чжуан Чжуну). Принеси мне экземпляр этой пьесы, пусть он у меня хранится, ведь я тоже как-никак ее автор?! И еще одно задание тебе: поезди с труппой образцовых революционных пьес, изучи отношение народных масс к этим пьесам... Особое внимание обрати на те провинции, где идет самая ожесточенная борьба. Потом напиши пьесу о современном Сун Цзяне!

Очкастый. Слышишь? Верховная руководитель­ница ставит перед вами задачу, обладающую исклю­чительным тактическим, историческим и практическим значением. Вы должны как можно глубже понять ее и немедленно действовать!

Руководительница (лениво потягиваясь). Ладно, я слишком устала от разговоров. Кто сыграет со мной в пинг-понг? (Идет в комнату, оборудованную для настольного тенниса. Все следуют за ней, но играть никто не решается.)

Чжуан Чжун (преодолевая нервное возбужде­ние, мужественно берет ракетку). Разрешите мне? (Дает подачу.)

Руководительница (не сумев принять ша­рик, приходит в ярость). Ты подал слишком неожи­данно!

Чжуан Чжун, весь вспотев, дает совсем легкую подачу. Руководи­тельница принимает ее, Чжуан Чжун возвращает шарик ей.

(Снова пропустив шарик, взрывается.) Ты что делаешь? Где у тебя совесть?!

Чжуан Чжун (дрожа и заикаясь). Я, я...