"Татьяна Толстая. Надежда и опора (Сердца горестные заметы-1)" - читать интересную книгу автора

некий переводчик передал как:

Тих будь он.
Благ твой сон,
Как тех, кто пал.
Не наш - сквозь стон!

Перевод изумительно дословный, а толку-то? В оригинале - благодаря долгим
гласным - горестно-колыбельная, рыдающая, раскачивающаяся интонация;
единственное неслужебное слово с краткой, "отрывистой" гласной - fell, -
"пал". Обрыв, конец, смерть. Слова же с долгими, протяжными гласными рисуют
различные длительности: и неспокойный сон, и глубину, и долгий плач.
(Интересно, что у всех этих слов есть фонетические пары: slip, dip, whip, -с
совершенно иным, понятно, значением, - тут и гласный краткий, и действие куда
более стремительное.) В русском же языке от долготы гласного смысл слова не
меняется, а потому все гласные в переводе воспринимаются как краткие, а потому
и перевод похож не на плавное течение потока, а на бег астматиков в мешках.
Но на чужой манер хлеб русский не родится: звуковая экономия русскому
языку противопоказана. Сколько бы эфиоп ни примерял кимоно, у него всегда
будут торчать из-под подола ноги - свои, а не липовые. Впрочем, мы -
"старинные люди, мой батюшка", новое же поколение склоняется к иному варианту
русского языка, не такому сладостному, как прежний, но вполне пригодному для
простой коммуникации. Его главные признаки - обмеление словаря в сочетании со
словесными огрызками. Например: сцена в ресторане.

КЛИЕНТ: Дай суп.
ОФИЦИАНТ: Вот суп.
К.: Суп - крут?
О.: Крут плюс.
К. (ест): Э?!?!
О.: М?
К.: Суп не крут.
О.: Нет? Как не крут? Ну, клёв.
К.: Не клёв. Суп - вон.
О.: Что ж... С вас бакс.
К.: Пшел в пень! Вот руп плюс.
О.: Зря. Руп - дрянь. Дай бакс.
К.: Хрен!
О.: Дам в глаз плюс. Бакс дай!
К.: На! (Сам бьет в глаз плюс.)
О.: Ык!
К.: Ха! Бакс - мой. (Поспешно убегает.)

Язык этот пригоден не только для скупых на слово господ, но и для
прелестных, чирикающих дам. Вот, скажем, сцена в парикмахерской -
непридуманная.

(Входит дама с модным журналом в руках.)
ЗНАКОМАЯ ПАРИКМАХЕРША: Что?