"Николай Владимирович Томан. Преступления магистра Травицкого (Приключенческая повесть) " - читать интересную книгу автора

высокопреосвященнейших и святых владык? А полный титул папы римского?
Викарий Иисуса Христа, преемник князя апостолов, верховный священник
вселенской церкви, восточный патриарх, примас Италии, архиепископ и
митрополит Римской провинции, монарх Ватикана.
Все это давно уже вызывало в Андрее досаду. Какое-то время его утешала
"Исповедь" Льва Толстого и другие его сочинения на религиозные темы, но
такого смятения, как сейчас, он не испытывал еще ни разу. Более же всего
смущает его теперь предстоящий эксперимент. И не потому, что он может не
удаться. Неудача, пожалуй, не очень бы его огорчила. Ее можно было бы
истолковать нежеланием всевышнего вмешиваться в судьбы земного человечества.
Ну, а если он все-таки вмешается и даст чем-нибудь знать о себе?..
Это-то и страшит более всего Андрея. Если он отзовется сейчас на
вмешательство экспериментаторов, пусть даже гневно, почему же тогда молчал
целую вечность, имея гораздо большие причины для вмешательства и гнева?

7

Ректор духовной семинарии слушает Травицкого с заметным удивлением. Его
раздражает слишком громкий голос магистра, возбужденная жестикуляция, хотя
говорит он такое, с чем нельзя не считаться. Он почти дословно приводит
высказывания профессора Московской духовной академии Глаголева. Давно, более
полувека назад, было сказано это, а и ныне справедливо.
Он говорил, что научное исследование направляет людей не по пути к
церкви, а уводит от нее, ибо между положениями науки и тезисами веры
существуют противоречия. И хотя конфликт между религией и наукой по многим
пунктам в ту пору удавалось устранить, он прекрасно понимал, что развитие
научных знаний будет непрестанно выдвигать все новые пункты для
столкновений. "На ком лежит забота об их устранении? - вопрошал профессор
Глаголев и сам же отвечал на этот вопрос: - Конечно, на нас с вами,
господа!"
- Эта речь профессора Глаголева была произнесена в Московской духовной
академии еще в тысяча восемьсот девяносто девятом году, а что сделано нами
за это время? - спрашивает Травицкий с едва сдерживаемым раздражением. - Да,
мы искали возможности примирения науки с религиозными представлениями. Даже
находили, как нам казалось, достаточно убедительные аргументы их
непротиворечивости. Но ведь это были лишь слова, чисто логические операции,
которые материалисты относят к софистике. А у них имелись факты, неоспоримые
данные экспериментов. И они правы, говоря, что всякий раз, когда наука
делает шаг вперед, бог отступает на шаг назад.
- А вы хотите, чтобы всевышний явил нам чудо? - спрашивает ректор,
злясь на себя, что не находит должных слов, чтобы поставить на место этого
слишком дерзкого магистра. - И думаете, что атеисты уверуют после этого в
бога?
- Ему бы следовало помочь нам доказать свое существование с помощью
достаточно убедительных фактов, а еще лучше - экспериментов. Тогда уже никто
не упрекнул бы нас в том, будто атеисты появляются потому, что наши
доказательства существования бога ничего не стоят и хороши лишь для тех, кто
и без того в него верует.
- Именно это мы и собираемся сделать с помощью Куравлева.
- А каким же образом? С помощью одних только никому не понятных