"Александр Торик. Флавиан ("Воцерковление" #2) " - читать интересную книгу автора

Украине, они туда к старцу ездили, к схиигумену Г-лу, чтобы про Катину беду
спросить, встретила их у ворот монастыря юродивая, смотрит на Катю и поёт:
"шесть годочков - Мишеньке, шесть годочков - Катеньке". Спела несколько раз,
перекрестила Катю и убежала. Братика её, как раз, Мишей звали и было ему
шесть лет. Толковать-то слова блаженной можно, конечно, по-разному, но,
возможно, что Катюше Господь шесть лет за её грех судил мучимой бесом быть.
Однако утверждать это не возьмусь, мне, грешнику, Промысел Божий не открыт.
А старец, кстати, их не принял. Передал через келейника, что они уже
получили то, зачем приехали. А что он имел в виду: то-ли Благодать Божью от
мощей Иова Почаевского, то-ли эти слова блаженной - понимай, как знаешь. Ну,
ему видней, отчего он так сказал.
- Слушай, а то, что ей сейчас легче стало, это надолго?
- Как Бог даст. Может на месяц-другой, а может и на недельку. Тут не
предскажешь.
- Всё! Батюшка, отец Флавиан! Все контакты в голове уже оплавились. А
я-то, свои проблемки за беды считал! Ну, уж если это не "шоковая терапия",
то я уже ничего в жизни не понимаю. Всё. Перегруз. Отпусти, как говорят,
душу на покаяние. Мне бы сейчас сто грамм и в койку. Я "готов". Вон уж и
темнеет.
Флавиан порылся в недрах своего бездонного поповского кармана, извлёк
оттуда, какой-то крошечный для его ручищи, телефон, нажал кнопку.
- Семён! Бог благословит. Ты в лесу? Дома? Сейчас к тебе мать Серафима
одного раба Божия приведёт, приюти, Христа ради. Скажи Нине, что я
благословил ему сто грамм той, которая у неё на зверобое с мятой. И
груздочка, да капустки с клюковкой, ну, она сообразит. А спать положи его на
чердаке в сенцо, московский дух выветривать. Спаси тя Господь с твоей
благоверной Ниночкой.
Так, как я спал в эту ночь, я спал только в далёком детстве.

ГЛАВА 3. СЕМЕН

Пробуждение было похоже на сон. То есть, проснувшись, я подумал что всё
ещё сплю и, что таких прекрасных снов я, пожалуй ещё и не видел.
Во первых: я проснулся на ложе из свежего, необыкновенно нежного и
душистого сена, благоухающего самыми невообразимыми ароматами недавно
скошенных трав и полевых цветов. Я просто утопал в этих ароматах, которые, в
сочетании с чистым деревенским воздухом, оказывали на меня воздействие
близкое к опьяняющему.
Во вторых: следующее, что мои, пробуждающиеся органы чувств уловили
после всепроникающего аромата, была музыка. Ещё не открыв глаза, лёжа и
ощущуая, как с каждым вздохом из моих лёгких улетучиваются остатки смрадных
миазмов именуемых городской атмосферой, я услышал музыку.
В городе, просыпаясь, я тоже слышал "музыку". Если только можно
называть музыкой адскую кокафонию "тяжёлого рока" состоящую из:
непрекращающегося даже ночью, рёва-гула машин за окном, лая несчастных из-за
неестественной среды обитания, городских собак, которые давно уже стали для
большинства своих городских хозяев теми самыми "ближними", которых эти
хозяева возлюбили "как самих себя", а временами даже сильнее (но уж точно
сильнее чем окружающих людей).
К собачьему лаю, особенно усиленному акустическим эффектом