"Александр Торик. Флавиан ("Воцерковление" #2) " - читать интересную книгу автора

бензопилу, на соседний участок отдали. Мой сосед-то, лесник из Куровсково, к
начальству без гостинцев никогда не ездил, а я подмазывать за всю жизнь так
и не научился - противно что-то. Ну вот я весь в обиде и отправился. Забыл,
прадедову заповедь, чтобы в лес без мира в душе, да без молитвы, и носу не
совать. Въелась мне эта "Дружба" - подцепил бес.
- Ну, иду я весь надутый, и вдруг, почти на ровном месте - за корень
ногой, да как хлопнусь, и лицом как раз в лосиный помёт. Тут уж я совсем
рассвирепел, подскочил и, чего и на стройке в Москве себе не позволял,
скверным словом выругался. Так выругался, что даже сам удивился - отродясь
не сквернословил. Постоял, утёрся, плюнул и назад домой пошёл, ещё больше на
весь белый свет разсерженный. Выхожу на полянку, там у меня штабелёк брёвен
сложен был, вижу, что пришёл-то в обратную от дома сторону. По-вернулся и
снова к дому. А, напомню, это без хвастовства, я наши леса (тем более
участок свой) сыздетства лучше своего лица в зеркале знаю, ночью без фонаря,
любую нужную кочку отыщу. И вот, примерно час спустя, выхожу я вновь к тем
же брёвнам, на ту же поляну. Тут я уже и про "Дружбу" позабыл. Такого со
мной в жисть не бывало. Развернулся и в лес - вот он ручеёк, а вот
муравейник сдвоенный - правильно иду. Через час - я у брёвен там же. Нет,
думаю, надо присесть отдохнуть, что-то с головой у меня видно не в порядке.
Присел на нижнее брёвнышко под штабелем, закурил. Глядь, а слева на бревне
старичок сидит незнакомый, в телогреечке рваненькой, в ушанке солдатской, я
в задумчивости и не заметил как он подошёл. Угости, говорит, папироской - я
угостил, а как спички ему протягивал, коробок обронил. Наклонился поднять и
вижу - ступни ног у старичка - босые, размера неестественно большого, и -
ярко красного цвета. Ага, думаю, понятно - кто меня по лесу водил.
Разгибаюсь, а сам тихонько, про себя "Отче наш" читать начи-наю. Старичок
как подпрыгнет: - Ты что, Сёмка? Сам ведь позвал!
И исчез, как не было. Встал я с бревна, а тут как рухнет штабель, я,
грешник, еле отскочить успел, а котомку мою накрыло. Термос в ней был,
китайский, хороший - в крошево. Зато домой сразу, как ни в чём не бывало,
вышел. Тот урок, слава Богу, накрепко усвоил. В немирном духе да без
молитвы, не то что в лес, а и вообще - никакое дело в пользу не выйдет.
- Ну, Семён Евграфыч, тут у вас может и возможно - "в мирном духе"
пребывать, а в Москве нынче вся жизнь - сплошной стресс - деньги, работа,
жильё, личная жизнь... Да, собственно, личной жизни особенно и нету - не до
неё всё, некогда. Живёшь - как за рулём, по гололёду на "лысой" резине и без
тормозов - давай ускоряйся, других обгоняй, "подрезай", лишь бы самому на
обочине не оказаться. Так и гонишь, пока до своего столба не доедешь.
- Лексей! А, и нужна она - такая жизнь-то? Много радости-то от неё?
- Радости немного, почти вобщем-то и нет. Да, как иначе - сейчас все
так живут. В Москве, по крайней мере.
- Ну, я думаю, и в Москве, возможно не все, а вот у нас тут, так гонки
этой вообще нету. На печи, конечно тоже не залежишься - в деревне работы
много, но и рабства такого, как ты сейчас описал - нет и в помине. Человеку
нельзя так жить. В Евангелии сказано: "Кесарю - кесарево, а Божье - Богу".
Соответсвенно, телу - необходимое, пищу там, одежду - по большому счёту, не
так уж много-то и надо, а душе - веру, Церковь святую да молитву...
Из-за забора звонко закричал мальчишичий голос:
- Дядь Семён, дядь Семён! Москвича Алексея к себе батюшка зовёт!
- Ну, коли зовёт - иди, Лексей. А, у нас дверь открытая - приходи как