"Эна Трамп. Один человек и море (детск.)" - читать интересную книгу автора

надо было с третьего этажа на первый! Так что многие приехавшие в этот город
на десять дней, например, все десять дней так и просиживали в таком ресторане
и уезжали премного довольные. Но тех, кто не попался на эту удочку, а
продолжал идти к морю - вниз и вниз по прямой и гладкой улице - тех ждали еще
в триста миллионов раз большие чудеса.
Суповые ларьки? Никто на них и не смотрел, я вам говорю, - суповые ларьки
содержали самые бедные жители города, почти нищие, - взять ящик на задворках
ресторана, втиснуться с ним в какую-нибудь щель, да еще кастрюля нужна - вот
тебе и суповой ларек! Ну, правда, суп в них варился превкусный - да отчего бы
ему таким и не быть, если все для него росло прямо по краям этой улицы, стоило
только зайти за магнолии: от картошки, шкурка с которой сама сдирается, стоит
взять ее в руки, до перца-стручка и укропа - а укроп рос в три метра и с ногу
толщиной, и никому из приезжих и в голову бы не пришло, что это укроп, даже
увидь они его! Но они его не видели, да и супа не пробовали, до супа ли тут!..
Ведь вся эта улица была просто вплотную уставлена стеклянными и пластмассовыми
киосками, раскрашенными в такие цвета, чтобы и ночью было видно, красивыми,
как игрушки, и каждый киоск на разные голоса расхваливал и расписывал то, что
внутри него, а внутри... Тут были конфеты в таких красивых бумажках, что любой
ребенок, получив первую такую конфету, просто не знал, что с ней делать, и все
норовил припрятать ее подальше в задний кармашек трусиков, чтобы потом,
где-нибудь в укромном уголке, всласть наглядеться на эдакую красоту, не боясь,
что ее отнимут или она сама собой растворится в руках. Тут было самое главное
- вовремя развернуть такую конфету и впихнуть ребенку в рот, пусть бы он даже
ревел ревмя и отплевывался, в отчаянии от того, что попортили бумажку, - но уж
тогда бумажка мигом забывалась и летела на землю, а почему - не скажу,
попробуйте сами. После этого, конечно, приходилось покупать ребенку еще и еще
конфет; вся улица, ведущая к морю, была в красивых бумажках, они шелестели и
катались под ногами. Мусор? - конечно, но жители города были не дураки, и
потом я расскажу, что делалось с мусором, а сейчас пойдем дальше. Семь сортов
жареных колбасок продавались на этой улице, и готовились они прямо тут, при
тебе, а потом их заворачивали в две блестящие новенькие жестяные тарелочки -
сверху и снизу, - и подавали через прилавок, а уж только после этого
сгребались с прилавка деньги; и уж, конечно, не всегда пустые тарелочки
удавалось донести до мусорной урны, ведь глаза все время разбегались, а руки
забывали, что они держат: вот черный человек с красными глазами и страшными
встопорщенными усами выкрикивает что-то на раскатистом неизвестном наречии, а
за ним - жаровня, и от нее, от лежащих на ней палочек с нанизанными кусками
мяса идет такая волна острого и душистого запаха, перебивающего даже запах
китайской мимозы прямо над жаровней, что просто нету сил дышать, - подойди и
съешь, чего ты мучаешься. Не все отдыхающие знали, что страшные усы и
загадочный язык - всего лишь бутафория, все это были местные жители, такие же,
как мы с тобой, усы они наклеивали перед работой, а глаза терли луком и
чесноком, - но ведь шашлыки от этого менее вкусными не становились?
Продавались еще орешки с маленьких жаровенок, а в некоторых ларьках в
пакетиках, таких же, как конфетные бумажки, лежала легкая, яркая и удобная
одежда - специально для моря! Люди, переодевшись в нее, становились легкими,
праздничными и счастливыми, и они шли по этой широкой и веселой улице, вниз и
вниз, к морю, а ветер у них под ногами вдруг закручивал бурунчики из бумажек,
тарелочек, скорлупок, и гнил их тоже вниз, к морю, но, быстро соскучившись,
бросал их где-нибудь у бордюра.