"Эльза Триоле. Розы в кредит ("Нейлоновый век" #1) " - читать интересную книгу автора

окнами салона, Мартина возвратилась в хижину. Мать спала... Мартина
растолкала ее и сказала: "Предупреждаю тебя, я приду и повешусь вот здесь -
она показала на большой крюк, на котором висела керосиновая лампа, - и
оставлю письмо, что это ты довела меня... Потому что никогда, слышишь,
никогда я не буду жить в этом дерьме". Мари принялась причитать тоненьким
голосом, походившим на плач новорожденного. Мартина ждала. "Уходи, - сказала
наконец Мари, - убирайся ты, выродок, но не смей никогда показываться мне на
глаза". - "Хорошо, - ответила Мартина, - но и ты не смей посылать за мной.
Если я вернусь, то лишь для того, чтобы повеситься вот здесь!" И она еще раз
показала на крюк, где была подвешена лампа. После всего этого возвращаться в
деревню...
Нет, тут надо что-то придумать, надо действовать. Во всем огромном мире
для Мартины существовал лишь один мужчина - Даниель Донель. Она жила в
Париже, но Париж - без Даниеля... Ее охватывали приступы острой тоски,
отчаяния.
Так было и в тот вечер, когда она шла под темными, холодными,
пустынными арками галереи, между улицами Сен-Флорантен и Руайяль. Погода
тоже сказывалась. Шел проливной дождь. Мартине было холодно и тоскливо, и
она чувствовала себя такой же одинокой, как эта пустынная галерея за
железной решеткой. Мартина возвращалась домой с работы. Она промочила ноги,
устала, замерзла. Утром мама Донзер тщетно уговаривала ее надеть под
чересчур тоненький непромокаемый плащ еще одну вязаную кофточку, и Мартина
жалела, что не послушалась ее. Она ждала, чтобы дождь унялся и можно было,
перебежав улицу, спуститься в метро, но сколько еще придется ждать? А дождь
все лил да лил. Деревянная мостовая площади Согласия блестела, как огромное
озеро, в него вниз головой ныряли фонари, за ними тянулись светлые полосы, в
которых безостановочным волчком сновали машины. Палата депутатов на
противоположном берегу Сены была совсем невидима.
Под арками - тени... Мартина подошла к висевшим на железных прутьях
промокшим газетам, возле них на складном стуле сидел продавец, скорчившись,
поджав ноги и пытаясь укрыться от дождя. Прохожие под зонтиками, с которых
текли ручьи, бросали деньги, брали газету и ныряли в метро. Автобусы были до
того набиты, что, казалось, им тяжело двигаться с такой начинкой. Обычно
Мартина возвращалась домой автобусом, но сегодня это было невозможно, уж
лучше спуститься в метро и в подземном тепле перетерпеть запах мокрой
шерсти, тяжкие испарения одежды и людского дыхания. Надо решиться... Мартина
шагнула под арку к выходу, как вдруг чей-то взгляд поверх железной решетки
приковал ее к месту, неожиданный, как обвал, - прямо напротив нее с
непокрытой головой и мокрым от дождя лицом стоял Даниель Донель, он держал в
руках газету и в упор смотрел на Мартину.
- Мартина, - сказал он голосом, раздававшимся не из-за железной
решетки, а откуда-то издалека, издалека, с противоположной стороны
разверзшейся под ногами Мартины бездны, - идемте выпьем грогу, все-таки
станет теплее.
Мартина пошла по галерее под темными арками, а Даниель шел рядом по
тротуару, то исчезая за каменными столбами, то вновь появляясь в пролетах за
решетками. Каждый раз при его исчезновении сердце у Мартины падало. На углу
улицы Сен-Флорантен они столкнулись лицом к лицу. Даниель взял Мартину за
локоть, чтобы перевести ее через улицу, и они зашли в первый попавшийся бар.
Там было тесно, как на вокзале, и они сели за единственный свободный