"Эльза Триоле. Луна-парк" - читать интересную книгу автора

открытие!
Ты без конца повторяешь, что тебе уже не решаются доверить самолет,
повторяешь для того, чтобы больнее было, почему бы не сказать самой себе,
что, наоборот, твое сердце нельзя доверить самолету? Ведь за тебя боятся, а
не за самолет. Я ровно ничего не смыслю в авиации, за исключением того, что
ты мне говорила, когда ты еще говорила со мной, но неправда, что тебя якобы
выбросили за негодностью, что ты просто старая калоша, как ты, злюка, пишешь
мне. Ох уж эта мне виртуозная способность изобретать любое, лишь бы
побольнее себя уязвить! Неправда, что ты вынуждена сидеть сложа руки. Ты
отлично можешь переменить профессию, как меняешь мужчин. Так же легко, так
же торжественно, всякий раз на вершине чувств, всякий раз недосягаемая, как
орлиное гнездо. И ведь существуют болваны, которые воображали, что ты их
любишь!
Бланш, милая, ты ведь сама себя не слышишь, не читаешь своих писем. Да,
я знаю, сейчас ты в сотый раз заявишь, что ты принадлежишь к людям,
привыкшим к иным способам передвижения, чем обыкновенная ходьба, что ты не
любишь ходить, бегать, спешить, стараться кого-то обогнать, внимательно
присматриваться, слушать... Ладно, небудем об этом говорить. Мне не удастся
сделать из тебя журналистку. Но почему бы тебе не стать писательницей?
Почему? Представляю себе, как ты сидишь, откинувшись в красном кресле,
светлокудрая на красном фоне, глаза закрыты... Ведь от тебя требуется лишь
одно - положить "это" на бумагу. "Это" для тебя пустяки, "это" ведь твое,
присущее тебе. Я от тебя не отстану - так и знай. Ты обязана обрести себя
вновь, хватит тебе влачить жалкое существование, покоряясь любому дуновению
ветерка. Слишком все это затянулось. Разреши мне тебе писать, храни мою
любовь, она может тебе на что-нибудь сгодиться, не разбивай ее, а храни,
храни ее, умоляю тебя.
Продолжения и на сей раз не было, какая досада! Жюстен присоединил эти
два листка к прочим письмам Пьера Лабургада. Сколько горя на земле... Бланш,
эта пожирательница мужских сердец, всего-навсего несчастная, больная
женщина, а Пьер Лабургад, славный малый, и рад бы ей помочь, да ничего не
может придумать. Нет, что-то не видать еще почерка Пьера... Жюстен
нерешительно вертел в руках пачки писем. Какую открыть? Отгибая уголки тесно
связанных листков, он сумел прочитать на одной странице слово "астронавтика"
и остановил свой выбор на этой пачке, стянутой золотой тесемочкой, какой
перевязывают в магазине коробки шоколадных конфет. Пухлые пальцы Жюстена
ловко и терпеливо распутывали туго затянутый узелок... ему не хотелось
разрезать тесемочку, пусть эти пачки сохранят свой первоначальный вид! Ага,
развязал...
Очень прямой тонкий почерк с непомерно большими заглавными буквами.
Чернила синие, свежие, светлые...
Дорогой друг,
почему Вы заупрямились? Ни Вы, ни я не можем быть участниками первого
полета. Для этого Вы слишком стары, а обо мне и говорить не приходится.
Слово старость в применении к блеску Вашей красоты звучит смехотворно, но в
сравнении с первым межпланетным навигатором, который, возможно, еще и не
родился... Вам еще сильнее, чем мне, хочется поскорее полететь в Ваш
"Луна-парк", как Вы изволите выражаться. Ведь лично у меня уже есть свой
собственный "Луна-парк" со всеми полагающимися аттракционами, развлечениями,
тирами и каруселями, словом, со всем тем, что доступно лишь великим