"Виктор Троегубов. Жизнь в 'Крематории' и вокруг него " - читать интересную книгу автора

это, конечно, лишь шутка... Армен утверждает, что однажды, звоня от меня (из
любопытства) по свободной линии (номер, набрав который, все набиравшие
слышали друг друга; использовался, в основном, как институт знакомств),
услышал ответ: "Крематорий слушает", после чего решил, что неплохо было бы
назвать группу "Крематорием". По моей версии, все произошло гораздо более
прозаично.
Отчаявшись придумать название, подходящее во всех отношениях, я засел
за толстенный словарь иностранных слов. Все, что хоть в какой-то мере
возбуждало мое патологическое воображение, я выписывал на отдельный лист.
Именно так (вместе со многими другими) было выловлено слово КРЕМАТОРИЙ.
На мой взгляд, в таком названии было все - и подтекст, и мрачная
красота, и необходимая доля цинизма, и вызов набившим оскомину
филармоническим "Голубым ребятам" и "Веселым гитарам". Но Армену почему-то
оно с первого раза не понравилось, и мы отсеяли его, склоняясь все больше к
названию "Катарсис". Сейчас трудно вспомнить точно, что сдвинуло чашу
весов - то ли фраза Джона Хомякова, будто катарсис звучит как сифилис, то ли
наличие одноименного альбома Чеслава Немена, но постепенно Армен осмыслил
весь кайф, скрывавшийся в названии "Крематорий", и даже написал одноименную
песню.
Долгое время уже одно наше название служило предлогом для всевозможных
газетных инсинуаций. Вершиной этого бреда являлась ругань по поводу нашей
группы в материалах пленума МГК ВЛКСМ, опубликованных в газете "Московский
комсомолец" весной 1986 года. Гораздо позже, к 1988 году, когда группа уже
многократно доказала свою жизнеспособность и стала величиной, которую
невозможно было не заметить, пресса наполнилась анонсами концертов
"Крематория" и положительными рецензиями. Как это всегда бывает в совке -
чрезмерная ругань сменилась неумеренным восторгом.

АЛЬТИСТ ДАНИЛОВ

Дима Плетнев все детство был послушным и способным ребенком. Он
довольно хорошо учился и, будучи отдан в музыкальную школу, начал настолько
бурно прогрессировать как альтист, что поворот его судьбы в профессиональную
колею не вызывал никаких сомнений. Все так и произошло: после девятого
класса он поступил в училище при консерватории, и, казалось, ему суждена
стандартная траектория выпускника музыкального училища, но...
Как и многие другие, способные к творческому восприятию, люди, он
обладал чувствительностью не только к красоте и гармонии, но и ко всем
нарушениям таковых, так что наши повсеместные бытовые антагонизмы и
социальные опухоли не оставили ему никаких шансов. Последствием этого
явилась полученная к 17 годам статья 4б (шизофрения) и полная спонтанность
мыслей и поступков. Так что с третьего курса училища Диме пришлось уйти, и
дальше его жизнь все больше походила на парус, отданный во власть всех
ветров. Пару месяцев в году он проводил в медучреждениях, занимающихся
добиванием душевнобольных людей и в простонародьи называемых "сумасшедшими
домами" (название, видимо, произошло от бытующего там уровня медицинского
обслуживания). Еще два-три месяца, в основном после выхода из предыдущего
состояния, он "притворялся" нормальным человеком, а остальное время
убивалось его художественным воображением. А оно, усиленное окружающей
безмозглостью, заводило его в непроходимые дебри. Например однажды он понял,