"Анатолий Трофимов. Повесть о лейтенанте Пятницком (про войну)" - читать интересную книгу автора

Его не арестовывали, не лишали звания, у него даже не изъяли того, к чему
поспешил сразу после зачтения приговора, но пистолета на обычном месте в
землянке не оказалось. В землянке сидели вернувшиеся с заседания трибунала
офицеры батареи и лысый, насупленный капитан Вербов - парторг дивизиона.
Пистолет Романа лежал на планшетке Вербова. Вербов подождал, когда
лейтенант Пятницкий закончит поиски, сделал зверское лицо и показал ему
кулак левой руки - на правой руке парторга Вербова не было четырех
пальцев. Пятницкий лег на топчан и заплакал...
С подполковником Богатыревым Пятницкий встретился утром в коридоре штаба
полка. Хотел пройти мимо, даже не приложив руки к фуражке, но Богатырев
сделал движение в сторону и загородил ему путь.
- Как думаешь до станции добираться? - спросил подполковник.
Не было желания и отвечать, но это было бы слишком. Богатырев все же
заместитель командира полка, по существу командир, поскольку полковник,
весь израненный, то и дело лежал в госпитале.
- Проголосую на шоссе,- буркнул Пятницкий.
- Запряги моего Упора в коляску. Если дом по пути, продлю срок прибытия.
- Не по пути. Мой дом на Урале,- посмотрел на стену Пятницкий.
- Упора возьми,- повторил Богатырев и чуть колыхнулся, чтобы идти, но
замер, заметив мгновенно мелькнувшую на лице Пятницкого тень
нерешительности.- Говори.
Это "говори" сломило Романа. Иного выхода у него не было.
- На пару часиков Упора... Под седло.
- На весь световой день. Отбыть можешь и завтра,- отчеканил подполковник
Богатырев и своей красивой, стройной поступью скрылся за какой-то дверью.
В батарее было восемь лошадей - доходяга на доходяге. Порой, когда даже не
оставалось охапки сена, под их животы подводили ременные постромки, чтобы
не упали и не околели. Девятым был жеребец Упор, верховой конь Богатырева,
заместителя командира полка по строевой части, который статью своей
напоминал своего хозяина. Он только квартировал в конюшне батареи.
Ухаживал за ним, прогуливал и кормил его особым рационом специально
приставленный сержант из штабной братии, похоже, из категории
самосохраняющихся от невзгод переднего края. Настолько он был подхалимист
и лакейски услужлив, разумеется, не с лейтенантами.
Сержант оглаживал Упора овальной щеткой, очищал ее о скребницу и тягуче
ныл что-то бессловесное. Коротко привязанный к коновязи, Упор приятно
вздрагивал лоснящимися боками. Ни слова не говоря, Роман принес седло,
стал заседлывать жеребца. Сержант перестал гундосить, удивленно заморгал
желтыми глазами. Бывало, этот Пятников, или как его, объезжал Упора, а
теперь-то... Осужденный ведь. Господи, верхи куда-то наладился. Сказать -
так кабы чего... Эвон бугай какой... Когда Пятницкий стал толкать удила в
зубы закапризничавшей лошади, сержант пересилил робость.
- Куд-да эт-то? Куд-да? - запротивился он, хватаясь за чембур.- По какому
такому позволению?..
Разговор с подполковником Богатыревым, радость скорой встречи с Настенькой
ослабили тяжесть свалившегося, влили в Романа веселую и злую
приподнятость. Сержант услышал от него такое, чего никогда не слышал от
лейтенантов в учебном полку:
- Не кудахчь, не курица. Марш открывать ворота!
Посеменил ведь, распахнул жердевые провисшие ворота. Он потом поспешит,