"Анатолий Трофимов. Повесть о лейтенанте Пятницком (про войну)" - читать интересную книгу автора

Пятницкий дочитал, растерянно пожевал губы. Надо было как-то и чем-то
ответить на неожиданное, поразившее его откровение комбата. Пятницкий
ожидал встретить сожалеющую ухмылку (нашел перед кем раскрыться!), но
встретил подавленный взгляд, увидел мелкие морщины у глаз, собранные
нетерпеливым ожиданием ответа, и проникся жалостью, хотелось сделать
что-то для этого страдающего человека. Заговорил медленно, проникновенно:
- Василий Севостьянович, не мне судить о том, что вы пишете. Да и мало что
понял. Но вот,- в голос Романа вплелись мягкие нотки упрека,- но вот о
гибели, право, совсем ни к чему...
Возможно, Будиловский не расслышал всего, приступ откровенности
продолжался:
- У Нади больное сердце. Врачи запретили рожать, а она хотела и родила, и
едва не померла при этом... Последний год жили в Слониме, война застала
нас в разных местах: меня - дома, Надю - в Минске, сына... Ему девять
исполнилось. Алеша был в пионерском лагере. В первый же день лагерь вместе
с ребятишками оказался у немцев... Я находился ближе к Алеше, но вывезти
не смог. Этого тогда никто не смог. Надя не хотела понять: как так - не
смог? Сам - вот он, а сын... Не дай бог тебе, лейтенант, когда-нибудь
видеть ненависть в глазах любимой женщины... Меня направили в часть, Надя
с райкомом осталась в лесу. Три года ничего не знали друг о друге, и вот -
письмо... В Йодсунене получил. Надя счастлива, она снова с Алешей... Этот
Алеша родился у нее от командира партизанского отряда...
Наступившее молчание нарушил Пятницкий.
- Н-не знаю, Василий Севостьянович... Нашлась, жива, счастлива... Когда
любишь, наверное, радоваться надо... Чего ее винить. Война виновата. Были
бы рядом - ничего бы этого не было. У нас вон соседка... Провинился муж,
она топором его... Вылечился, живут...
Удивление, ироничную заинтересованность Будиловский выразил весьма
неприметно - всего лишь приподнял бровь. Сказал со значением:
- Топор топору рознь, лейтенант..
Скрытая ирония задела Романа, и он выпалил бесцеремонно и даже дерзко:
- Вы же мужчина, отец... На кого еще было ей надеяться?
Приподнялась и вторая бровь. Тон Романа, вероятно, возымел действие.
Будиловский отреагировал виноватым голосом:
- Пойми же, лейтенант, обстановка такая была, не мог я вывезти Алешу.
- А сейчас другая обстановка. Вот-вот Гитлеру шею свернем. Может, Алеша
ваш там, в неволе. Вот и надо отцу ради сына, ради всех... А вы жену
смертью своей стращаете, себе в голову черт-те что неразумное... Порвите
письмо, Василий Севостьянович.
Будиловский потер кулаком надглазницы, взял у Романа письмо и с непонятной
интонацией произнес:
- Ладно, лейтенант... Слишком многое мы рвем поспешно... Погодим.- С
последним словом он положил ладонь на колено Пятницкого и, словно забыв
обо всем, что говорилось, спросил: - Не думал, как, чем или кем можно
пушки к берегу подтянуть, на прямую наводку?
Может, за разговором он и впрямь отмяк душой? Пятницкий сказал после паузы:
- Думал. С младшим лейтенантом Коркиным советовался. Предлагает повозку
Огиенко приспособить. Ну, как крестьяне плуги на пашню возят. Сошники к
повозке веревкой прикрутим, в повозку - снаряды.
- Учитывая возможности старой кобылы,- вздохнул Будиловский,- более двух