"Андрей Троицкий. Черный бумер" - читать интересную книгу автора

Амбарцумяну, что его выселяют со съемной хаты, даже, охваченный
вдохновением, натурально всхлипнул. Армянин махнул рукой: "Ладно, поживи в
моей общаге. Пока хату не найдешь. Но чтобы через две недели духу твоего не
было. Койки только для строителей".
Минул пятый месяц, а Бобрик до сих пор, экономя деньги, тусуется в этой
ночлежке. Мучения подходят к концу, а цель, подержанный итальянский
мотоцикл, близка. Народу тут как в солдатской бане, где не бывает свободного
места на лавке. На нижнем ярусе обосновался Ахмет, выговорить его фамилию,
не сломав язык, невозможно. Он хороший сосед и добрый малый без вредных
привычек. Правда, спит с открытыми глазами и разговаривает во сне. И не
может вспомнить, в каком году и где именно появился на свет. И когда мылся
последний раз, он тоже не знает.
- Шайтан, - тихий придушенный голос доносился снизу. - Ах ты, шайтан...
Достав из-под матраса плоский фонарик, Бобрик свесился вниз, посветил в
лицо Ахмета. Показалось, он не спит. Глаза открыты, зрачки закатились под
лоб, лицо напряженное.
- Эй, ты чего? - прошептал Бобрик. - Спишь или как?
- Шайтан проклятый, - и во сне Ахмет продолжал переругиваться с
бригадиром, который три недели подряд ставил на самые тяжелые работы на
бетонном узле. И вдобавок, придравшись к пустяку, наложил штраф, не заплатив
за неделю работы. - Что тебе так... Ах ты... У-у-у....
Прошлым утром он говорил, что когда вернется на родину, возьмет третью
жену. "Она красавица, - сказал Ахмет. - И умная. Семь классов закончила. Но
больше учиться не пойдет, потому что замуж давно пора". Ахмет перевернулся
на бок и застонал. Его не одолевали эротические сны, мучили боли в поясницы
и язва желудка. Если так дальше, ему не на свадьбе гулять, а лежать на
кладбище. Две жены и юная невеста, за которую уже заплачена добрая часть
калыма, аж сто пятьдесят долларов, останутся безутешными. И большие деньги
пропадут.
- Обнулил меня, кинули и развели, - повысив голос, сказал Ахмет. В
Москве он понабрался всяких модных словечек. - Сволочь, скотина...
Бобрик свесился вниз, включив фонарик, направил световой круг на морду
Ахмета.
- Слышь, деятель... Ты заткнешься сам или тебе помочь? Заснуть не могу,
а ты, блядская муха, языком чешешь. Как на профсоюзном собрании.
Ахмет тяжело засопел и заглох. Бобрик еще четверть часа вертелся на
жесткой койке, наконец спрыгнул вниз, натянув штаны и, сунув ноги в
резиновые тапочки, по узкому проходу между кроватями пробрался к выходу.
Закрыв за собой дверь, сел на пороге ночлежки, выудил из кармана мобильник.
На тусклом экранчике высветилось время: первый час ночи. На душе было
пакостно. Хотелось позвонить кому-то из знакомых, рассказать об этом Фомине
и попросить совета. Может, отменить завтрашнее, вернее, уже сегодняшнее
мероприятие? Всех денег все равно не загребешь. И пусть Фомин считает
Бобрика трусом и ничтожеством.
Но кого удобно побеспокоить в такое время? Пожалуй, только Элвиса.
Живет он один и, как правило, ложится под утро. Но по домашнему номеру никто
не ответил, а мобильник оказался отключенным. Бобрик прошелся по темному
двору, впотьмах едва не наткнувшись на кирпичную стену, снова присел на
ступеньки. Петька Гудков, наверное, уже видит седьмой сон, но лучше
разбудить его сейчас, утром у Петьки всегда запарка, секунды свободной нет,