"Лев Троцкий. Письма из ссылки " - читать интересную книгу автора

не были ни разу. Объясняется это, вероятно, тем, что нас трое, а Вы один.
Раковский находится в Астрахани, а не в Красном Яре.
[Л. Троцкий] 5 марта 1928 г.
ПИСЬМО И. СМИРНОВУ
Дорогой Иван Никитич, получил наконец сегодня Ваше письмо из
Новобаязета. А я-то думал, что у вас там тропическая природа, к столу
бананы, в саду прирученные леопарды и пр. Увы, увы. Хорошо звучащее имя
"Новобаязет" прикрывает, как оказывается, глухую дыру... То, что Вы пишете
по поводу хлебозаготовок и размещения крестьянского займа, кажется мне
бесспорным как острый выход из затруднений, в которые долго влезали с
закрытыми глазами. Впрочем, об этом я довольно подробно писал Сосновскому и
потому ограничиваюсь здесь приложением копии моего письма к нему.
Австралиец-то наш оказался снова парижанином и, как пишут, оказался не
случайно и не бескорыстно: пришлось идти к Каноссу. Из Москвы уже получена
сегодня - в числе большой пачки писем - первая реакция на письмо двух
рыцарей, которые в силу злой иронии судьбы оба оказываются "Санчо-Пансами".
Сейчас они уже политически как бы сливаются в одну фигуру. Про Зиновьева
один человек остроумно сказал, что у него "эпидермическая левизна". Он хотел
этим выразить ту мысль, что у Зиновьева - при отсутствии какого бы то ни
было серьезного багажа способности и склонности к обобщающему мышлению --
есть, однако, инстинктивное стремление, как бы заложенное в эпидерме, дер-


нуться при каждой новой оказии влево. Но именно этот "накожный"
характер левизны, приближающий ее к чесотке, ставит ей очень узкие пределы:
там, где для левизны нужна мускулатура, Зиновьев пасует. А какое же
серьезное историческое действие возможно без мускулатуры? Вот почему
Зиновьев пасует каждый раз там, где вся его предшествующая левизна
испытуется действием. В июле 1923 года он написал рыхлые, как всегда, и
широковещательные тезисы по поводу немецкой революции, а закончил их таким
предложением: "назначить на годовщину революции (9 ноября) антифашистскую
демонстрацию". Против постановки ребром вопроса о вооруженном восстании
("назначение срока") он упирался органически, хотя дело облегчалось для него
тем, что революция-то происходила за лесами, за полями. Он написал не менее
широковещательные тезисы по вопросу о всеобщей стачке в Англии, закончив их
словами: "Само собой разумеется, что необходимо и дальнейшее сохранение
Англорусского комитета"... Как и в отношении немецкой революции 1923 г., он
сдался только после боя. Его тезисы о китайской революции - не только до,
но и после переворота Чан Кайши заканчивались выводом: "Компартия должна,
разумеется, оставаться в составе Гоминьдана"... Здесь он на уступки не
пошел, и это полностью обеспечивало его позиции в китайском вопросе. Он
выдвинул затем лозунг поддержки уханского правительства постольку,
поскольку. Осенью прошлого года, когда роль Гоминьдана определилась во всех
его оттенках как контрреволюционная, он продолжал отстаивать лозунг
буржуазно-демократической революции в Китае, видя в лозунге пролетарской
диктатуры - троцкизм. (Мне вспоминается, как при первой же встрече с
Каменевым в мае 1917 года в ответ на мои слова, что у меня с Лениным
разногласий нет, Каменев сказал: "Я думаю - при апрельских-то тезисах"...
Ведь и Каменев, и десятки других, не говоря уж о Лядовых, считали позицию
Ленина троцкистской, а не большевистской...) Позиция Зиновьева в отношении