"Лев Троцкий. История русской революции, т. 1" - читать интересную книгу автора

Дворянство видит причины всех бед в том, что монархия ослепла или потеряла
разум. Привилегированное сословие не верит тому, что вообще уже не может
быть такой политики, которая примирила бы старое общество с новым; другими
словами, дворянство не мирится со своей обреченностью и превращает свое
предсмертное томление в оппозицию против самой священной силы старого
режима, т. е. монархии. Острота и безответственность аристократической
оппозиции объясняется исторической избалованностью верхов дворянства и
невыносимостью для него его собственных страхов перед революцией.
Бессистемность и противоречивость дворянской фронды объясняется тем, что это
оппозиция класса, у которого нет выхода. Но, как лампа, прежде чем
потухнуть, вспыхивает ярким букетом, хоть и с копотью, - так и дворянство,
прежде чем угаснуть, переживает оппозиционную вспышку, которая оказывает
крупнейшую услугу его смертельным врагам. Такова диалектика этого процесса,
которая не только мирится с классовой теорией общества, но ею только и
объясняется.


АГОНИЯ МОНАРХИИ

Династия свалилась от сотрясения, как гнилой плод, прежде еще, чем
революция успела подойти к разрешению ближайших своих задач. Образ старого
правящего класса остался бы не завершен, если бы мы не попытались показать,
как монархия встретила час своего падения.
Царь находился в ставке, в Могилеве, куда он уехал не потому, что был
там нужен, а укрываясь от петроградских беспокойств. Придворный летописец
генерал Дубенский, находившийся при царе в ставке, заносил в свой дневник:
"Тихая жизнь началась здесь. Все будет по-старому. От него (от царя) ничего
не будет. Могут быть только случайные внешние причины, кои заставят что-либо
измениться". 24 февраля царица писала Николаю в ставку, как всегда,
по-английски: "Я надеюсь, что думского Кедринского (речь идет о Керенском)
повесят за его ужасные речи - это необходимо (закон военного времени), и это
будет примером. Все жаждут и умоляют, чтобы ты показал свою твердость",
25-го в ставке была получена телеграмма от военного министра, что идут в
столице забастовки, среди рабочих начинаются беспорядки, но меры приняты,
ничего серьезного нет. Словом: не в первый и не в последний раз!
Царица, которая всегда учила царя не уступать, пыталась и теперь
держаться твердо, 26-го она, с явным расчетом подкрепить ненадежное мужество
Николая, телеграфирует ему, что в "городе - спокойно". Но в вечерней
телеграмме вынуждена уже признать, что "совсем нехорошо в городе". В письме
она пишет: "Рабочим прямо надо сказать, чтобы они не устраивали стачек, а
если будут, то посылать их в наказание на фронт. Совсем не надо стрельбы,
нужен только порядок, и не пускать их переходить мосты". Да, нужно немногое:
только порядок! А главное - не пускать рабочих в центр, пусть задыхаются в
яростном бессилии своих окраин.
Утром 27-го двинут с фронта на столицу генерал Иванов с георгиевским
батальоном и с диктаторскими полномочиями, о которых он, однако, должен
объявить лишь по занятии Царского Села. "Трудно себе представить более
неподходящее лицо, - будет вспоминать генерал Деникин, сам упражнявшийся
впоследствии в военной диктатуре, - дряхлый старик, плохо разбиравшийся в
политической обстановке, не обладавший уже ни силами, ни энергией, ни волей,