"Лев Троцкий. История русской революции, т. 1" - читать интересную книгу автора

ни суровостью". Выбор пал на Иванова по воспоминаниям о первой революции:
одиннадцать лет перед тем он усмирял Кронштадт. Но эти годы прошли не
бесследно: усмирители одряхлели, усмиряемые возмужали. Северному и Западному
фронтам приказано было подготовить войска к отправке на Петроград. Очевидно,
считалось, что времени впереди достаточно. Сам Иванов полагал, что все
закончится скоро и благополучно, и даже не забыл поручить адъютанту купить в
Могилеве провизии для знакомых в Петрограде.
27 февраля, утром, Родзянко послал царю новую телеграмму, которая
кончалась словами: "Настал последний час, когда решается судьба родины и
династии". Царь сказал министру двора Фредериксу: "Опять этот толстяк
Родзянко мне написал разный вздор, на который я ему не буду даже отвечать".
Но нет, это не был вздор! И отвечать придется.
Около полудня 27-го в ставке получено донесение Хабалова о восстании
Павловского, Волынского, Литовского и Преображенского полков и о
необходимости присылки надежных частей с фронта. Через час от военного
министра приходит весьма успокоительная телеграмма: "Начавшиеся с утра в
некоторых войсковых частях волнения твердо и энергично подавляются верными
своему долгу ротами и батальонами... Твердо уверен в скором наступлении
спокойствия..." Однако после 7 часов вечера тот же Беляев докладывает уже,
что "военный мятеж немногими оставшимися верными долгу чести частями
погасить не удается", и просит спешного прибытия действительно надежных
частей, притом в достаточном количестве, "для одновременных действий в
различных частях города".
Совет министров в этот день счел благовременным собственными силами
вытеснить из своей среды предполагаемую причину всех бед: полусумасшедшего
министра внутренних дел Протопопова. Одновременно генерал Хабалов пустил в
ход заготовленный тайно от правительства акт, объявлявший, по высочайшему
повелению, Петроград на осадном положении. Таким образом, и здесь была
попытка комбинации горячего с холодным, хотя вряд ли уже преднамеренная, и
во всяком случае безнадежная. Даже расклеить листки с объявлением осадного
положения по городу не удалось: у градоначальника Балка не оказалось ни
клею, ни кистей. У этих властей вообще не клеилось, ибо они уже принадлежали
к царству теней.
Главной тенью последнего царского министерства состоял семидесятилетний
князь Голицын, заведовавший ранее какими-то благотворительными учреждениями
царицы и ею выдвинутый на пост главы правительства в период войны и
революции. Когда друзья спрашивали этого "добродушного русского барина,
старого рамолика", по определению либерального барона Нольде, зачем он
принял такой хлопотливый пост, Голицын отвечал:
"Чтобы было одним приятным воспоминанием более". Этой цели он во всяком
случае не достиг. О самочувствии последнего царского правительства в те часы
свидетельствует следующий рассказ Родзянко. При первом известии о движении
масс к Мариинскому дворцу, где происходили заседания министерства, были
немедленно же потушены в здании все огни. Правители хотели одного:
чтобы революция их не заметила. Слух оказался, однако, ложным,
нападения не произошло, и когда снова зажгли свет, то кое-кто из членов
царского правительства, "к своему удивлению", оказался под столом. Какие он
накоплял там воспоминания, не установлено.
Но и самочувствие самого Родзянко было, видимо, не на высоте. В долгих,
но тщетных телефонных поисках правительства председатель Думы снова пробует