"Лев Троцкий. История русской революции, т. 1" - читать интересную книгу автора

дозвониться до князя Голицына. Тот отвечает ему: "Прошу более ни с чем ко
мне не обращаться, я подал в отставку". Услышав эту весть, Родзянко, по
рассказу его преданного секретаря, грузно опустился на кресло и закрыл лицо
обеими руками... "Боже мой, какой ужас!.. - Без власти... Анархия...
Кровь..." - и тихо заплакал. При угасании старческого призрака царской
власти Родзянко почувствовал себя. несчастным, заброшенным, осиротелым. Как
далек он был в этот час от мысли, что завтра ему придется "возглавить"
революцию!
Телефонный ответ Голицына объясняется тем, что 27-го вечером совет
министров окончательно признал себя неспособным справиться с создавшимся
положением и предложил царю во главе правительства лицо, пользующееся общим
доверием. Царь ответил Голицыну: "Относительно перемен в личном составе при
данных обстоятельствах считаю их недопустимыми. Николай". Каких же еще
обстоятельств он дожидался? Одновременно царь требовал принятия "самых
решительных мер" для подавления мятежа. Это было легче сказать, чем сделать.
На другой день, 28-го, падает, наконец, духом и неукротимая царица.
"Уступки необходимы, - телеграфирует она Николаю. - Стачки продолжаются.
Много войск перешло на сторону революции. Алике". Понадобилось восстание
всей гвардии, всего гарнизона, чтоб заставить гессенскую ревнительницу
самодержавия согласиться, что "уступки необходимы". Теперь и царь начинает
догадываться, что "этот толстяк Родзянко" сообщал ему не вздор. Николай
решает ехать к семье. Возможно, что его в спину слегка подталкивают генералы
ставки, которым не по себе.
Царский поезд ехал сперва без происшествий, навстречу выходили, как
всегда, урядники и губернаторы. Вдали от революционного вихря, в привычном
вагоне, среди привычной свиты, царь, видимо, опять утратил ощущение
придвинувшейся вплотную развязки. В 3 часа дня 28-го, когда его судьба уже
решена ходом событий, он посылает царице из Вязьмы телеграмму: "Великолепная
погода. Надеюсь, чувствуете себя хорошо и спокойно. Много войск послано с
фронта. Любящий нежно Ники". Вместо уступок, на которых настаивает даже
царица, нежно любящий царь посылает с фронта войска. Но несмотря на
"великолепную погоду", царю уже через несколько часов приходится столкнуться
с революционной бурей лицом к лицу. Поезд дошел до станции Вишера, дальше
железнодорожники его не пропустили: "испорчен мост". Вероятнее всего, этот
предлог выдумала сама свита, чтобы скрасить положение. Николай пытался
проехать или его пытались провести через Бологое, по Николаевской железной
дороге; но поезд не пустили и туда. Это было гораздо нагляднее, чем все
петроградские телеграммы. Царь оторвался от ставки и не находил дороги в
свою столицу. Простыми железнодорожными "пешками" революция объявила шах
королю!
Придворный историограф Дубенский, сопровождавший царя в поезде,
записывает в дневнике: "Все признают, что этот ночной поворот в Вишере есть
историческая ночь... Для меня совершенно ясно, что вопрос о конституции
окончен; она будет введена наверное... Все говорят, что надо только
сторговаться с ними, с членами Временного Правительства". Перед опущенным
семафором, за которым сгустилась смертельная опасность, граф Фредерике,
князь Долгорукий, герцог Лейхтенбергский, все, все высокие господа теперь за
конституцию. Они и не думают больше о борьбе. Надо только поторговаться, т.
е. попытаться снова обмануть, как в 1905 году.
Пока поезд блуждал, не находя пути, царица посылала царю телеграмму за