"Владимир Сергеевич Трубецкой. Записки кирасира (мемуары)" - читать интересную книгу автора

бросить поводья и взять руки на бедра. Делается это для того, чтобы
приучить нас во время прыжка лошади не виснуть на поводу и не вздергивать
коня. Такой же метод вырабатывает у людей крепкую устойчивую посадку.
Однако, по первоначалу, лишенные стремян и не имея иной опоры, кроме
собственных коленей, многие во время могучего взлета лошади над барьером
инстинктивно взмахивают руками или растопыривают их, как бы ловя руками
воздух. Такой судорожный жест Палицын никому не прощает: "Аэроплан, а не
кавалерист!.. наряд не в очередь!!" - кричит он вдогонку провинившемуся.
Почему нас вначале заставляли прыгать именно этим способом - было нам
вполне понятно. Другое дело было, когда Палицын заставлял смену проходить
через барьер, сидя задом наперед, да еще подбоченясь, и чтобы люди не
смели оглядываться назад. Это было, в сущности, и безрассудно, и опасно, и
не скрою - просто страшно.
Вот каменная стенка - гроб у манежной стены. Мы идем галопом. Головной
номер приближается к препятствию. Вдруг команда: "Сделать ножницы, сесть
задом наперед", - мы быстро перевертываемся, усаживаясь лицом к лошадиному
хвосту. Седельная лука непривычно толкает тебя в зад и уменьшает точку
опоры. "Руки на бедра!.. Не сметь оглядываться назад!" Тут в сердце
невольно закрадывается дурной холодок - предвкушение почти неизбежного
падения. Секунды две молишься Богу, чтобы было не больно. С тревогой
вглядываешься в морду скачущей за тобой огромной рыжей лошади, под чьи
копыта ты, очевидно, попадешь, когда кубарем брякнешься на землю.
Безудержно хочется оглянуться на барьер, его жуткое и быстрое приближение
ты ощущаешь с каждым скачком. Хочется впиться руками в ерзающий лошадиный
круп... Поздно... Могучий взлет коня, передняя лука неожиданно резким
толчком выталкивает твой зад из седла. Ты брошен в пространство. Руки сами
собой судорожно вскидываются вверх. Ты кувырком через голову летишь прямо
под ноги скачущего за тобой номера. К счастью, лошади обладают одним
удивительным свойством: на скаку они почти никогда не заденут копытом
упавшего человека, и в большинстве случаев по какому-то инстинкту
благополучно перескакивают через него.
Вскочив на ноги после падения, обалделый человек сам не понимает, как и
почему он остался цел. Почесывая ушибленное место и отплевываясь опилками,
он бежит, уже нередко прихрамывая, догонять своего унесшегося коня.
Случались и увечья. Бывало, что некоторых тут же приходилось отправлять в
полковой лазарет с тяжелыми ушибами или вывихами, а то и без памяти.
"Учитесь падать, - говорил нам вахмистр, - когда падаешь - не теряйся,
сожмись в комочек, натужься..." Да, это была особая наука... Один из
вольноперов сломал палец. Кто-то сломал ключицу, кто-то - ребро. Три или
четыре человека получили даже полное освобождение от службы.
К счастью, практику прыжков задом наперед, имевшую целью развивать в нас
"лихость и бесстрашие", Палицын вскоре прекратил. Как мы узнали, помощник
командира полка по строевой части полковник фон Шведер обратил внимание на
возросшее число увечий в учебной команде и сделал Палицыну соответствующее
внушение.
Во время сменной езды много внимания уделялось рубке. Полк славился на
состязаниях своими лихими рубаками. Многие молодые офицеры сами увлекались
этим делом, возводя его в спорт и, надо сказать, солдат выучивали рубить
до степени виртуозности. На полном скаку без промаха перерезали шашкой
маленькую картошку, висящую на нитке, вдевали шашку в узенькое колечко,