"Владимир Сергеевич Трубецкой. Записки кирасира (мемуары)" - читать интересную книгу автора

руководил спасением казны румынских союзников, когда германские войска уже
входили в Бухарест.
Октябрьскую революцию В. Трубецкой воспринял как разрушительную стихию. В
Москве почти сразу же стали формироваться конспиративные офицерские
организации всевозможных политических оттенков. Была и чисто
монархическая, куда и вошел вместе со своими родственниками-гвардейцами,
А. Трубецким, М. Лопухиным и Н. Лермонтовым, Владимир Сергеевич. В начале
1918 года все они участвовали в одной из первых попыток освобождения царя.
Больше с новой властью он не воевал, но и России не покинул, хотя почти
все его родные оказались в эмиграции. Возможно, удержали его не только
семейные обстоятельства (трое маленьких детей и старики, родители жены),
но и понятие о гражданском долге и воинской чести.
Началась череда арестов. До поры до времени они сводились для Трубецкого
лишь к подтверждению его лояльности. В 1920 году Владимир Сергеевич был
призван в армию. И здесь судьба снова свела его с Брусиловым. Шла
гражданская война. Брусилов, перешедший на службу в Красную Армию,
занимался мобилизацией кадровых военных, и многие откликнулись на его
"Воззвание ко всем бывшим офицерам, где бы они ни находились". В памяти
близких сохранился рассказ В. Трубецкого о том, как выделил его в
наполненной офицерами приемной Брусилов и начал разговор, пригласив в
кабинет, словами: "Князь, телега застряла, и некому, кроме нас, ее
вытаскивать. Без армии не спасти Россию". Владимир Сергеевич получил
назначение в Южный штаб фронта в Орел. Однако и защищать советскую власть
Трубецкому не пришлось. По дороге в Орел он сделал крюк, заехав к семье,
жившей тогда в Богородицке у Бобринских, чтобы отдать им свой огромный по
тем временам паек. На этот раз заметная, "княжеская", внешность сослужила
плохую службу - его тут же арестовали. Не помогли ни объяснения, ради чего
он завернул в Богородицк, ни рекомендательное письмо Брусилова.
Открывшийся в тюрьме туберкулез изменил дальнейшую жизнь Трубецкого - его
выпустили, демобилизовали, и он уехал к семье.
Для владельцев Богородицкого имения Бобринских грозные революционные
события были смягчены вполне сочувственными и даже покровительственными
отношениями к ним крестьян и городских жителей, которые помогали "графьям"
обменивать вещи на еду, а иногда и подкармливали их. На фоне всеобщего
разорения поместий и поджогов это было редким, но не случайным
исключением. К Бобринским и съехались родственные семьи Трубецких и
Голицыных. Жили они все во флигеле графского дворца; дворец, объявленный
"народным достоянием", зияя выбитыми стеклами, стоял заколоченным.
Конечно, это "дворянское гнездо" привлекало внимание властей, и во флигеле
периодически происходили обыски, бывшие, по существу, обыкновенными
грабежами, "под сенью закона", и аресты, больше для острастки. Все
обитатели флигеля вели трудовую жизнь - преподавали жителям городка музыку
и иностранные языки, а В. М. Голицын взялся писать для местного Отдела
наробраза историю Богородицкого уезда. Трубецкой для заработка работал в
военкомате ремонтером - выбраковывал лошадей для Красной Армии.
Особенностью тех лет было всеобщее увлечение театром, и заштатный
Богородицк не отстал от моды. В нем появился свой "Народный дом имени
Луначарского", где в основном силами этих трех семей составилась труппа.
Все делали сами - писали декорации, изготовляли реквизит и костюмы, для
которых использовали шторы дворца и содержимое графских сундуков. Среди