"Николай Валентинович Трус(сост). Символика тюрем ("Энциклопедия преступлений и катастроф") " - читать интересную книгу автора

меня на мысль, что покойный младенец и в самом деле имеет право быть
погребенным не на тюремном кладбище.
- А что, разве его в "архив-три" занесут? - сердито спросил я бывшего
следователя.
Но он счел за благо сделать вид, что принял мой вопрос за ответную
шутку, осклабился и отрицательно покрутил головой:
- В архив наш дубарь еще не годится, на рояле играть не умеет.
Потом Митин посерьезнел и понизил голос, хотя ни в сарае, ни вокруг
сарая никого не было:
- Между нами... Начлаг с доктором договорились через загс этого
рождения не оформлять... В историю болезни роженицы будет записано, что ей
произведена эмбриотомия. Это когда плод кусками извлекают, понял?
Я утвердительно кивнул: дело понятное. Больнице не нужен лишний случай
летального исхода в ее стенах, лагерю - лишнее свидетельство недостаточно
строгого соблюдения режима заключения. Любовная связь между лагерниками и
лагерницами строго запрещена. Не должно быть, следовательно, и ни одного
случая деторождения. Но это в теории. На практике же в смешанных лагерях
добиться такого положения невозможно! Поэтому существовало нечто вроде
негласного и неофициального предела числа деторождении на каждую сотню
заключенных женщин. Превышение этого предела являлось одним из самых
отрицательных показателей работы лагерного надзора, особенно не нравившихся
вышестоящему начальству. И не только из ханжеских или чисто тюремщицких
соображений. К ним примешивался еще и бухгалтерский меркантильный интерес.
Дело в том, что прижитые в лагере дети воспитывались в специальных приютах,
содержавшихся за счет бюджета соответствующего лагерного управления. И как
ни жалки были эти инкубаторы для сирот при живых еще родителях, они, требуя
известных расходов, ухудшали показатели финансового плана лагуправлений со
всеми последствиями для премий руководящему персоналу. Отсюда в немалой
степени вытекал и интерес лагерного начальства к нравственности своих
подопечных. Возможно, что сокрытие появления на свет очередного
инкубаторного ребенка, в котором участвовал и я, решало вопрос: в пределах
ли нормы или за этими пределами находятся показатели добродетели безбрачия в
нашем лагере, скажем, за текущий квартал.
Когда я, зажав под мышкой пакет с маленьким покойником, взваливал на
плечо свои громоздкие инструменты землекопа, Митин, снова оглядевшись и
понизив голос, хотя никого кругом по-прежнему не было, сказал еще более
доверительным тоном, чем прежде:
- Доктор приказал мне проверить потом, не зафу-тил ли похоронщик?
Люди, знаете, у нас всякие. Иной зароет дубарика в снег, а весной может
неприятность получиться. Ну, я на тебя надеюсь...
Вряд ли ему кто-нибудь давал такое поручение.
Просто хитрец делал мне новое замаскированное предупреждение. Этому
человеку, возможно, в результате его профессиональной практики всегда
казалось, что если кто-нибудь может злоупотребить своей бесконтрольностью,
то он непременно это сделает. В общем-то, неплохой и по-своему неглупый
мужик, Митин, хотя и довольно благодушно, подозревал всех в плутовстве. Меня
это злило и вызвало желание треснуть по ухмыляющейся физиономии санитара
своим свертком. Но я только буркнул:
- Надежда - мать дураков! - и пошел по дороге, ведущей вдоль реки к
морскому берегу.