"Юрий Трусов "Зеленая ветвь" (Исторический роман) [И]" - читать интересную книгу автора

собачьему. Поняли?
Видимо, последние слова понравились клефтам. Они одобрительно
загудели. Поддержал Райкоса и Илияс Бальдас. Он появился неожиданно,
словно с того света, поднявшись из груды мертвых тел, где он лежал, сбитый
пулей султанского байрактара. Все считали его убитым, а старик вдруг
очнулся и, зажимая ладонью кровоточащее простреленное плечо, шатаясь,
подошел к толпе возбужденных повстанцев.
- Верно говорит капитан. Враги много зла причинили нам. Долго будут
заживать раны, нанесенные ими. Но мы не должны быть такими кровожадными,
как они. И в этом наша сила. Пусть знают, что мы крепче их!
Морщась от боли, старый клефт пытался еще что-то сказать, но силы
оставили его, и он бы, наверное, снова упал, если бы его не поддержали
руки товарищей. Илияса Бальдаса положили на плащ и стали перевязывать ему
рану.
Бальдаса в отряде считали самым честным и мудрым человеком, и его
слова "верно говорит капитан" произвели большое впечатление. Притих даже
молодой сулиот. Тут же, на камне, который торчал на морском берегу, как
гранитный пень, постелили ярко-красную куртку, заменившую скатерть, и
положили на нее коран, взятый у пленного дервиша.
Пожилой клефт из бывших монахов-калугеров повторял на маниотском
наречии и по-турецки клятву аллаху в том, что правоверный мусульманин
никогда больше не будет воевать против греков, не принесет зла греческому
народу. Пленные турки, положив левую руку на коран, повторяли вслед за
клефтом эту клятву и целовали священную книгу. Затем пленных карателей
отпустили на все четыре стороны. Нестройной толпой побрели они вдоль
морского берега на далекий юг.
- Ну и пусть себе убираются на свою разбойничью родину. Они уже
никогда не будут солдатами султана, только смуту внесут в его полчища, -
сказал, глядя им вслед, Райкос.
Каждый повстанец в душе был согласен с капитаном. Даже строптивый
сулиот Арикос Мавридиус, тот, что еще недавно так горячо спорил с
Райкосом.
А капитан уже решил, что камень, на котором лежал священный коран,
может быть отличным столом. Ему хотелось после боя послать весточку на
родину. Послание адресовалось любимой девушке, жительнице далекого, но
милого его сердцу юга Украины. Той, о которой он через пятнадцать лет
напишет сентиментальную книгу*. А пока выводил гусиным пером под жарким
греческим небом, на берегу Эгейского моря:
"...меня сегодня спас в бою, рискуя жизнью, благородный сын Эллады,
примечательный человек, пожилой крестьянин-клефт Илияс Бальдас. Он показал
пример святой братской боевой дружбы. В этом же бою мы, взяв в плен
султанских воинов, печально известных всему миру своей звериной
кровожадностью и тупой жестокостью, преподали им нравственный урок
человечности. Возможно, человечность впервые проявилась в этой стране со
дня ее сотворения. Может быть, она совершенно еще не понятна для этих
тупых, темных, фанатичных псов султана, но я все же счастлив, что
человечность, впервые проявленная здесь, связана со славной борьбой
маленького, но великого греческого народа за свободу и справедливость.
_______________
* "Неизбежность судьбы, или Хутор на Буге". Новороссийский роман