"Владимир Царицын. Его турецкий роман " - читать интересную книгу автора

особенно и нечего. Ну, писал, изредка выезжал куда-нибудь, по стране или за
границу, потом возвращался и снова садился за компьютер. Серега слушал,
усиленно демонстрируя, что ему это интересно, а сам, наверное, думал о
чем-то другом. А потом вдруг сказал:
- Извини, папа, я не смогу тебя проводить в гостиницу. Прямо сейчас
должна прийти Кити. Мы летим на Кубу.
- Конечно, я понимаю, сынок. - Пругов сделал вид, что все нормально, и
он совершенно не обиделся. - По делу или отдохнуть?
- И то, и другое. Будем совмещать полезное с приятным. Кажется, это так
говорится? Прости, я стал забывать некоторые выражения и обороты русской
речи.
- Кити..., это твоя девушка?
- Мы решили по возвращению с Кубы заключить контракт.
- Прости, не понял...
- Мы решили узаконить наши отношения. Кити должна родить в конце
октября.
- То есть, ты хочешь сказать, что в октябре я стану дедом?
Сергей как-то странно на него посмотрел и промолчал.
Кити пришла через минуту. Будущая невестка Пругову не понравилась.
Он вернулся в Россию усталым, больным и совершенно опустошенным.
Только теперь он совершенно четко осознал: он один, и так, одному, ему
придется прожить до самой смерти. В октябре у него родится внук.
Или внучка. Ну и что? Он все равно один. Поехать в Америку? Зачем?
Кому он там нужен? Съездить, посмотреть на потомка? И снова вернуться,
чтобы еще острей ощутить свое одиночество.
До встречи с сыном Пругов жил один и ничего не хотел менять в своей
жизни, он привык так - без любви, но и без лишних проблем. Ему нравилось
жить одному. Ему нравилось, что никто не нарушает его покой, не мешает ему
работать и не лезет в душу с ненужными вопросами и расспросами. Женщины
были, а как без них совсем? Ведь он мужчина. С некоторыми ему было интересно
разговаривать о себе и о своих книгах, с некоторыми - о всяких пустяках. С
некоторыми он вообще практически не разговаривал. Женщины появлялись и
исчезали незаметно и безболезненно. В основном, они первыми принимали
решение расстаться. И уходили. И становились прошлым. Пругов не удерживал
их. Он погружался в работу, а когда на горизонте появлялась очередная
поклонница его таланта, он не задумывался над вопросом - а может это
любовь?...Наталья. Она стала для Пругова привычкой, вредной привычкой, с
которой уже давно следовало покончить. Наталья приходила к нему, навешав
мужу на уши порцию разваренной лапши и
Пругов, вздохнув, выключал компьютер и занимался с ней любовью, словно
исполнял за Наташкиного мужа его обязанности. И в этом не было ничего
возвышенного. Была привычка и привычный оргазм. Женщины не оставляли следа в
душе Пругова. Но ведь и они сами вряд ли помнили Пругова всю свою жизнь.
Мысли об одиночестве иногда возникали, но он отгонял их, как назойливых
мух. Ну, что ж? Один так один. Что же делать! Такая судьба. Человек не в
силах изменить ее.
И продолжал жить.
Он писал романы и проживал жизни своих героев. Реальные чужие жизни
Пругова не волновали. Впрочем, как и своя собственная.
Осознание того, что жизнь прошла мимо, пришло к Пругову в уютном