"Владимир Царицын. Его турецкий роман " - читать интересную книгу автораамериканском ресторане. Напротив него сидел его сын, такой родной и, вместе
с тем, такой чужой, а рядом с ним сидела совсем уж чужая американская женщина, большеротая и холодноглазая и совершенно не понимающая ни русской речи, ни, тем более его, Пругова, мыслей и чувств. Серега и Кити улетали на Кубу. Они торопились, и даже времени, чтобы проводить его в аэропорт у них не было. Немного оклемавшись в России, приказав себе не думать о сыне и о своем одиночестве, Пругов взялся за очередной роман. Обычно писал он быстро и никогда не вычитывал написанное, предоставляя это делать редакторам и вносить правки самостоятельно. На этот раз дело не спорилось. Сюжет у него вышел так себе, без изюминки, а герои получились бракованными клонами персонажей его прежних произведений. Каждая фраза - шаблон. Он писал и переписывал заново, а получалось все хуже и хуже. Когда через три месяца Пругов нес рукопись в издательство, он понимал, что несет полное говно. Редактор молчал долго, ответил только через две недели. - Андрюха! Ты что мне принес? Ты это сам писал? - Так плохо? - Не то слово! Если бы на титуле не значилось: "Андрей Костров", то скорей всего я твою рукопись прочтя пару глав, выбросил бы в корзину для бумаг. - Выбрасывай, - зло сказал Пругов. Редактор посопел в трубку и спросил осторожно: - Может, это так..., временный, так сказать, упадок творческой энергии? - Говори прямо - исписался, старый хрен. За прошлый год в свет вышло три твоих романа. Все стали бестселлерами. Как, впрочем, и прежние двадцать девять. Просто ты устал, - повторил он. - Может тебе съездить куда-нибудь? Отдохнул бы... Я уже съездил, хотел сказать Пругов. И отдохнул... - А эту рукопись, я слегка подчищу, отшлифую и запущу в работу, - пообещал редактор. - Думаю, пролезет... - Спасибо, - мрачно поблагодарил редактора Пругов. Слово "пролезет" добило его окончательно. "Нет, надо что-то делать! - подумал он. - Менять жанр? Кардинально? Писать психологическую прозу? О жизни. А о какой жизни? О той, что прошла мимо?". Пришла Наташка, и он на время отвлекся от тяжелых мыслей. - Хочу отдохнуть, - сказала она, отстранившись. - Ужас, как устала. - От чего? - От жизни. - Так умри, - серьезно посоветовал Пругов. - Могу подсказать с десяток способов. - Не-а, - сказала Наталья, вставая с кровати, и уже из душа жизнерадостно крикнула перед тем, как включить воду: - Поживу еще! Пругов закурил, встал и подошел к компьютеру. Создав новый вордовский файл, написал: "Поживу еще" и поставил многоточие вместо восклицательного знака, который он услышал в Натальиной фразе. Когда Наталья вышла из душа, он, даже не взглянув на нее, потому что привык, как к жене, спросил: |
|
|