"Александр Царьков. Воспоминания, письма, дневники участников боев за Берлин " - читать интересную книгу автора

- Понял, понял, цель вижу, иду в атаку...
С помощью наших славных соколов мы отстояли занятую высоту. Когда
летчики улетали с поля боя, окутанного дымом горящих танков врага, каждый из
нас провожал их благодарным взглядом.

СТАРШИЙ СЕРЖАНТ П. СЫСОЕВ

Четверо на высоте

Высота эта, расположенная в четырех километрах западнее Одера в районе
Гросс-Нойендорф, такая крошечная, что у нас на Урале ее и холмиком не
назвали бы. Но тут, в низине, она казалась настоящей горой, и немцы дрались
за нее с бешеным упорством. В середине марта мы сменили подразделение,
которое только что отбило эту высоту у немцев, отступивших на вторую линию
траншей.
Склон, на котором окопался наш взвод, был весь изрезан ходами
сообщения - новыми, вырытыми нами, и старыми, немецкими, соединявшими
траншеи первой линии с траншеями второй линии. Мы начали перекапывать
немецкие хода сообщения, но не успели сделать этого, как противник открыл по
высоте ураганный огонь из артиллерии и всех видов пехотного оружия, включая
фаустпатроны, с которыми мы встретились здесь впервые, и вскоре пошел в
контратаку. Была ночь. В свете ракеты, выпущенной соседним подразделением,
мы увидели у себя за спиной блеск вражеских касок. Немцы своими ходами
сообщения пробрались на высоту, в старую траншею, и из нее спускались уже
нашими ходами.
До этого наш взвод понес тяжелые потери под огнем противника. Когда мы
заметили подходивших к нам с тыла немцев, в траншее под моей командой было
всего трое: Макрушин, Кабацких и Новиков.
Федор Макрушин был мой лучший друг; так же, как и я, он воевал с
первого дня войны. После форсирования Одера мы с ним в один день подали
заявление в партию, вместе же получили и канди-датские карточки. Он мне
очень нравился своей настойчивостью: что скажет, то сделает. О войне он не
любил разговаривать. Мы с ним говорили больше о том, что будет после войны.
Он очень тосковал по работе, по своему сапожному мастерству. На войне он
всему предпочитал гранаты; в своем вещевом мешке, кроме гранат и патронов,
никогда ничего не носил. По его примеру у нас многие бойцы выбрасывали из
мешков консервы, сахар, чтобы взять побольше гранат. У Макрушина была
норма - восемнадцать гранат. Если у него в мешке меньше, он уже начинает
беспокоиться.
- Без пищи несколько суток прожить можно, - говорил он, - а без гранат
в бою долго ли ты проживешь?
И верно. На высоте гранаты нас только и спасли. Мы забросали ими ход
сообщения, по которому бежали забравшиеся к нам в тыл немцы. Четверо немцев
были убиты, другие выскочили наверх и в панике кинулись по участку, ими же
самими заминированному. Мы подобрали после них четыре ручных пулемета,
гранатомет с двумя ящиками гранат и три фаустпатрона.
Тут надо сказать о втором бойце - о Кабацких. Это был самый молодой из
нас. Он, как только услышал, что у немцев появились какие-то фаустпатроны,
всех стал расспрашивать, что это за оружие, как оно устроено. Сам он
колхозник-тракторист из Белоруссии, в армию пришел уже в 1944 году после